экзистенциализм, феминизм, марксизм, критическая расовая и постколониальная теория часто представляли антиэссенциализм в отношении человеческих категорий как эмансипативный.3 Кроме того, эпистемологические основания для антиэссенциализма возникли в результате неудач грандиозного проекта определений в философии, о котором говорилось в главе 2. Но еще одним важным источником критики эссенциализма стало становление постмодернизма, который усилил эту критику и объединил ее с различными формами лингвистического скептицизма. Мы можем увидеть это в утверждении Ролана Барта, что "болезнь мышления...

в сущностях лежит в основе любой буржуазной мифологии о человеке". Все это говорит о том, что эти взаимосвязанные критические замечания привели к невольному и умолчательному антиэссенциализму во многих дисциплинах гуманитарных наук. Хотя антиэссенциализм оказался чрезвычайно ценным в оспаривании укоренившихся представлений разного рода, он также столкнулся с предсказуемыми трудностями и тупиками. Антиэссенциализм в феминистской теории является важным примером. Вкратце, критика эссенциализма первоначально была мощной силой, направленной против предпосылок о гендере, и тем самым способствовала революции в критических научных исследованиях. Но, по словам Наоми Шор, к 1990-м годам обвинение ученых в "эссенциализме" стало "главной идиомой интеллектуального терроризма и привилегированным инструментом политической ортодоксии... слово "эссенциализм" в контексте феминизма было наделено властью заставлять молчать, отлучать, отлучать, отлучать... предавать забвению".

Однако антиэссенциалистский феминизм в тот же период оказался в политическом тупике, поскольку заметил, что если ничто не определяет женщин, то как можно их эмансипировать? Как отмечает Диана Фасс, различные теоретики стали утверждать, что женщины (или лесбиянки) определяются тем, что, в отличие от мужчин (или гетеросексуалов), их сущность заключается в отсутствии сущностей. В этих случаях женственность определяется в терминах ее неопределимости; лесбиянство - единственная сексуальная ориентация, которая не является сексуальной ориентацией; или единственная общая черта всех женщин заключается в том, что у них нет ничего общего. Противоречия этих эссенциализированных антиэссенциализмов было слишком легко критиковать. Между тем, по мнению Шерен Разак, деэссенциализация гендера в феминистской теории привела также к реэссенциализации расы как основного источника различий, что поставило феминизм и критическую расовую теорию на путь столкновения. Более того, по мере того как антиэссенциализм становился все более обобщенным, он в конечном итоге превратился в скептицизм не только в отношении укоренившихся представлений о гендере, но и в отношении всех возможных обобщений. В целом, антиэссенциализм стал догматической ортодоксией феминистской теории в тот же период, когда она погрязла в различных противоречиях, поставивших под сомнение весь научный проект. Отказ от разговоров о "сущностях", по мнению Джейн Роланд Мартин, означал, что "мы следуем курсу, логическое завершение которого практически исключает использование языка".

Феминистская теория не одинока на этой траектории - многие области, похоже, зашли в аналогичный тупик. Хотя в аналитической философии, безусловно, есть защитники "научного эссенциализма", антиэссенциализм настолько укоренился во многих дисциплинах, что его наиболее ярыми противниками часто становятся "антиантиэссенциалисты", которые признают многие из основных утверждений антиэссенциализма, призывая к чисто прагматическому эссенциализму либо в эпистемологическом (номинальные сущности), либо в политическом (стратегический эссенциализм) плане.

Но каждый из них подвергается нападкам на антиэссенциалистских основаниях. Справедливости ради следует отметить, что многие из этих вопросов остаются лишь словесными спорами, поскольку схоласты оперируют непризнанными различиями в своих представлениях о "сущностях" (хотя, конечно, эта проблема существовала с самого начала).

В этой главе я утверждаю, что социальная онтология процесса позволяет лучше понять доказательства, оправдавшие появление антиэссенциализма, и сделать это без падения в воронку постоянно расширяющегося "антиэссенциализма", который означает, что ничего не может быть сказано. Что касается статуса процессного мышления как онтологии в целом, то социальные сущности лучше всего понимать в терминах процессов. Но если уж на то пошло (и здесь антиэссенциалисты правы), обычный язык и "народная психология" о социальном мире регулярно совершают ошибку, субстанциализируя социальные виды, а затем (что не менее важно) задавая им неправильные вопросы, основанные на этих предположениях. Я коснусь последствий процессного мышления для антиэссенциализма далее в этой главе, но независимо от статуса антиэссенциализма онтология процессной социологии чрезвычайно важна для проекта данной монографии, поскольку она позволяет нам увидеть дисциплинарные основные категории в новом свете и тем самым предлагает новый способ систематического теоретизирования для гуманитарных наук.

Для тех, кто не знаком с "метафизикой процесса" или "онтологией процесса", она в первую очередь ассоциируется с философией становления Альфреда Норта Уайтхеда. Но он был не одинок в своем мышлении; целый ряд философов - несколько в европейской традиции и многие другие по всему миру (например, классические китайские, индийские и нахуа философы) - отстаивали онтологический примат процесса над субстанцией, становления над бытием.14 Теоретики процесса обычно отвергают представление о том, что вечные субстанции являются самыми основными составляющими бытия, и утверждают, что то, что кажется вечными сущностями, на самом деле является временной стабильностью в разворачивающихся процессах. Они также часто отвергают основополагающее предположение большей части аналитической философии: что реальным является то, что чисто, не зависит от других или не имеет примесей. Вместо этого процессуальные мыслители склонны описывать существование в терминах динамики, изменения, трансформации, непостоянства, созидания, разрушения, запутанности, возникновения, взаимозависимости и взаимосвязи.

Как отмечалось выше, часть обоснования эпистемологической ценности социальной онтологии процесса состоит в том, что она позволяет нам осмыслить различные виды антиэссенциализма, включая дезинтеграцию наших аналитических категорий. Я буду утверждать, что если рассматривать дисциплинарные категории как виды процессов, то мы находимся на пути к пониманию (и даже к признанию) критики дисциплинарных объектов. Окажется, что то, что якобы делало невозможным социальнонаучное исследование культурных категорий, на самом деле является исходными предположениями, делающими такое исследование возможным. Разрушив концепции в предыдущей главе, в этой главе я начинаю восстанавливать новое, "деэссенциализированное" понятие социальных категорий из обломков дисциплинарных объектов. В главе 4 этот проект будет развиваться более подробно, по мере того как мы будем наполнять социальный мир конкретными "социальными видами". Но обе главы объединяет особый путь вперед - тот, в котором критика понимается не как исключающая изучение дисциплин, а скорее как полезный указатель на онтологию социального мира.

Чтобы прояснить мои намерения, скажу, что онтология в последнее время стала одним из самых популярных слов в различных дисциплинах, но, не подозревая о том, что многие участники процесса используют ее в основном в прямо противоположных смыслах. Некоторые теоретики используют термин онтология для описания того, как этнографические субъекты конструируют свои миры. Онтология в этом режиме требует отстранения от мира как такового, чтобы сосредоточиться на мировоззрении, образе жизни или практике создания мира изучаемых людей. Ученый, работающий в этом режиме, не спрашивает, существуют ли, скажем, духи качины, а изучает то, как качины входят в "он-тологию" культуры и ритуальной практики хопи.16