Ну и пускай поорёт. Терпеть эти вопли из-за двери намного приятней, чем «наслаждаться» присутствием бывшего мужа, так сказать «во плоти».

14

Замечено: после сильного стресса во мне просыпается демон, который обожает делать уборку. Причём работает это избирательно — в основном после стресса, вызванного общением с бывшим мужем (когда я нахожу трупы, мыть пол и раскладывать вещи в шкафу по линеечке почему-то не хочется).

Вчера меня снова накрыло. Я только спровадила разъярённого бывшего мужа, покормила голодную кошку и прилегла отдохнуть, как в уставшую тушку вселился демон трудолюбивого мазохизма, который заставил схватить мокрую тряпку и надраивать и без того не самую грязную квартиру примерно до часу ночи. Маркизка наблюдала со шкафа с самым скептическим выражением морды, но слезть почему-то не пыталась. Любимая хозяйка её, очевидно, нервировала.

Закончив с уборкой, я упала на кровать и взяла в руки недочитанного Честертона. Конечно, я знаю рассказы про отца Брауна практически наизусть, но это ничуть не мешает освежать их в памяти часов этак до трёх.

С утра развлекаюсь тем, что пытаюсь найти работу (шесть потенциальных работодателей отказывают сразу, ещё трое обещают перезвонить), а ближе к пяти развиваю бурную деятельность. Сегодня мне нужно подобраться к родителям погибшего школьника и осторожно так выяснить, не замечали ли они в последнее время ничего подозрительного. Правда, директор тонко намекнул, что они и сами по себе несколько странные, так что могли и не замечать.

Опять же, со слов дорогого директора, Лариса и Ярослав Костылёвы едва ли начнут откровенничать с безработной уборщицей. Подозреваю, что амплуа престарелой путанобомжихи здесь тоже не подойдёт.

Обдумав возможные варианты, я принимаю решение назваться учительницей. Правда, тут тоже придётся маскироваться, потому как в своей нормальной жизни я на учительницу совсем не похожа. Но чего уж не сделаешь ради трупов.

В смысле, ради расследования.

Так что я долго роюсь в шкафу, разгребая горы старого хлама, и выбираю самое строгое платье: удручающе серое и удручающе трикотажное. Распускаю волосы, недолго любуюсь на них в зеркало (надеюсь, на этот раз их мышиный цвет сослужит хорошую службу) и убираю в высокий пучок. После чего извлекаю из закромов немного поношенные, но все ещё симпатичные сапоги на устойчивом каблуке и направляюсь в гости к соседке.

Та обливает меня духами с запахом ландышей, и, зафиксировав у стены, чтобы не дёргалась, рисует на веках стервозные стрелки.

— Эй, эй, полегче! Не надо так густо! Белки же почти не видны! Уф… Всё, спасибо!

Соседка немного подкрашивает меня тенями (а что, красиво и не слишком навязчиво, но каждый день так намазываться — нет, спасибо) и начинает допрос в стиле гестапо.

Куда собралась?

На встречу.

Конкретней.

С мужчиной.

Ещё конкретней!

С одним не очень молодым, но привлекательным мужчиной, который пока не проявляет ко мне интерес, но, надеюсь, начнёт проявлять! (Ого, как задвинула! О том, что у Костылёва есть жена, предпочитаю временно умолчать).

Соседка жаждет подробностей, я обещаю забавный рассказ на вечер и долго выпрашиваю её любимое клетчатое пальто. То самое, которое она не носит уже полтора года по причине несоответствия габаритов. Женщина мгновенно преисполняется надежд пристроить в надёжные руки свой старый хлам (знаете, классика — выкинуть жалко, а пользоваться стыдно), поэтому большую часть времени я трачу на то, чтобы объяснить дружелюбной соседке, что мне не нужно дарить эту вещь, поношу один день и верну.

Обильно и многословно благодарю соседку за макияж и маникюр (ах да: ещё мы красили ногти прозрачным лаком и провоняли всю кухню), после чего возвращаюсь к себе и долго верчусь у зеркала, настраиваясь на новый образ.

Зовите меня официально — «Марина Васильевна», сегодня я буду учительницей. Но я не молоденькая разгильдяйка в короткой юбке, а старомодная дама. Точнее, я динозавр, оставшийся с советских времён. Строгий и чопорный, как английский слуга.

Но я не первая учительница. О нет. Я нелюбимый преподаватель, ведущий непонятный предмет. Я обожаю задавать «на дом» и очень часто вызываю к доске.

Мой ищущий взгляд вызывает у тебя инстинктивную дрожь в коленях.

У меня есть любимчики, но ты никогда не был в их числе.

Я неприятное воспоминание прямиком из детства. Когда я что-то хочу, ты не смеешь мне возразить. А если рискнёшь — я нажалуюсь твоей классной.

Другие учителя обходят меня стороной… И я почему-то нравлюсь твоим родителям.

Бр-р-р… Уф! После этого слегка бестолкового аутотренинга самой жутко стало.

На этот раз покидаю дом в одиночестве (нетрезвый дедок из соседнего подъезда не в счёт — он всё равно в алкогольной нирване). Вот это называется «закон подлости»: когда я кошу под бомжиху, весь двор собирается обсудить это зрелище, а стоит одеться прилично и, образно выражаясь, «ступить на путь исправления», никто даже не высунется. Хотя должны бы, конец рабочего дня…

Господа Костылёвы живут в элитной девятиэтажке недалеко от школы. Скорее всего, выбирая учебное заведение для своего сыночка, они руководствовались соображениями транспортной доступности. В принципе, это правильно: зачем мучить ребёнка, таская его в элитную гимназию на другой конец города, если по профильным предметам можно нанять репетитора (откровенно говоря, дети богатых родителей не всегда стремятся учиться). Хотя в данном случае они всё равно выбрали неудачно…

Погруженная в размышления об извечной проблеме отцов и детей, я захожу в подъезд и вздрагиваю от неожиданности: широкий коридор сужается по принципу песочных часов, самое узкое место перекрыто турникетом, в прозрачной кабине поодаль расположилась тучная немолодая вахтёрша. Женщина выгодно отличается от привычных сторожевых бабок внимательным блеском в глазах; но для меня от этого никаких плюсов. Скорее, наоборот.

— Эй, эй! — стучит по стеклу вахтёрша. Охранница явно интересуется моей персоной, но очень странно: как будто я какая-то черепашка или рыбёшка. Мне кажется, или это явление называется «профессиональная деформация».

Неторопливо приближаюсь к стеклу. Неспешно, с пяточки на носок, цок-цок-цок. Походку я репетировала перед зеркалом и в результате «доцокалась» — соседи снизу выразили своё возмущение ударом по батарее. Бедняги, не привыкли — обычно я перемещаюсь по квартире почти бесшумно.

— Добрый вечер! Мне нужно попасть в восьмую квартиру. Вы не могли бы…

Меня мгновенно перебивают уверенным заявлением, что Ярослав Иванович не принимает всяких там «репортёрш». Кхм, кхм. Не думала, что я так похожа на журналистку.

Ну ладно, попробуем ещё раз:

— Простите, но я работаю в школе…

— Без разницы! — рявкает тётка. Похоже, она очень любит свою работу