Еще в середине июля в Коканд прибыл новый русский посланник, Аркадий Августович Вейнберг, в сопровождении следующего в Кашгар генерала Скобелева и конвоя из двух десятков казаков. Два дня спустя стало известно, что мулла Исса-Аулие и наставник наследника престола Насреддин-бека, кипчак Абдкрахман, напрпавленные с войском против восставших киргизов, присоединились к мятежникам. И уже никого не удивило, что собственно и сам старший сын Худояр-хана, Насреддин, предводительствующий войсками в Андижане, объявил о своей поддержке повстанцев.

Бунт набирал обороты. К первым числам августа мятежникам уже подчинились города Ош, Наманган и Маргелан, а духовный лидер повстанцев призвал народ ханства к газавату против русских и их пособников. Вейнберг уже отправил гонца к генерал-лейтенанту Головачеву с просьбой о помощи, но всем в русском представительстве в Коканде было понятно: помощь не придет.

Когда бунтовщики подошли к столице ханства, половина ханского войска тут же перешла на их сторону. Вместе с их командиром — вторым сыном Худояра, Алим-беком. Оборонять город оказалось практически некому. Поэтому Худояр легко поддался уговорам русских бежать в Ходжент. И если из Коканда выходило войско в восемь тысяч сабель и при семи десятках пушек, богатый караван с казной и толпой придворных и чиновников, то в Ходжент прибыли только сам хан, русские послы и купцы, генерал Скобелев, казаки, и жалкая кучка ближайших служителей беглого хана. Казавшиеся самыми верными солдаты Худояра немедля присоединились к победоносной мятежной орде, не забыв прихватить казну.

Бегство властителя развязало бунтовщикам руки. Ханом был провозглашен Насреддин, который немедленно озвучил ближайшие свои цели: восстановление прежних границ государства. От Ак-Мечети до Пишкека. Что уже прямо затрагивало интересы империи в Туркестане. И что практически предопределило конец существованию Кокандского ханства как такового.

На встречу преследовавшим беглеца войскам мятежников выдвинулся русский батальон с несколькими пушками. Этой угрозы оказалось достаточно, чтоб дать отступающим из Коканда людям спокойно достичь Ходжента, но слишком мало, чтоб спасти других русских чиновников и солдат — отряды повстанцев вторгались в пределы империи повсеместно.

Сказать, что русская администрация была рада появлению такого «гостя», значит соврать. По бытующим в Туркестане обычаям, Худояру уже не было места среди живых. Но он был все еще нужен русским. Хотя бы в качестве символа. И генерал-губернатор Туркестана, генерал Кауфман распорядился переправить беглеца с остатками свиты, в Ташкент. Так что когда десятитысячное войско мятежников окружило город, Худояра в нем уже не было.

Все-таки телеграф — великое дело. Не будь его, как бы мы, в Томске, могли узнавать среднеазиатские события чуть ли не в тот же день, как они случались⁈

С Европой — понятно. Оттуда и прежде новости поступали достаточно оперативно. Не за считанные часы, конечно. Но все равно, довольно быстро.

На фронтах Центральной Европы наступило затишье. Французы, освоив опыт американской Гражданской войны, закопались в землю по самые макушки. Да так это у них удачно вышло, что даже — будем честны: превосходящая французские — артиллерия немцев их не особенно сильно беспокоила. Хваленая прусская армия больше не могла реализовать свое главное преимущество — организацию. Да, немцы хороши в маневре и натиске. Но там, где расчет строится на изматывание противника, на битву не солдат и пушек, а экономик, Германия всегда проигрывает.

Если конечно, за спиной у них нет огромного дружественно-нейтрального соседа, готового за вполне приемлемые деньги снабжать военную машину вермахта всем необходимым. И — да. В Санкт-Петербург прибыла группа германских «товарищей», на предмет договорится со мной об организации поставок. Их, по славам Вени, даже несколько удивило и разочаровало открытие того обстоятельства, что я не сижу в столице, их дожидаясь.

Ну, их тоже понять можно. Для их страны, война сейчас на первом месте. А для меня — решительно — нет. Плевать мне на их возню с высокой колокольни. И хотя я прекрасно понимал, что снабжение завязшей в позиционных боях армии может сделать меня баснословно богатым, тем не менее, даже демонстрировать заинтересованность не пожелал. Хотя бы уже для того, чтоб Асташеву было проще с ними торговаться.

Торг начался. И зная упертость отставного гусара, я предполагал, что результатом немцы будут крайне недовольны. Мне же оставалось только, посредством телеграфа, экс-полковника благословить, и пожелать всяческих успехов. Вмешиваться в дела торговые для графа и вице-канцлера Империи, мягко говоря: не комильфо. Так что, сами, господа, сами.

Мне же в Томске и без того было чем заняться. С самого утра я отправлялся куда-нибудь, на что-нибудь взглянуть своими глазами. Письма и фотографии — это конечно здорово, но личные впечатления, все-таки, важны. Ладно, на железоделательном заводе я в технологии полный ноль. Приехал, походил по цехам, посмотрел на людей, поговорил с инженерами и рабочими. Поел в рабочей столовой — убедился, что в этом отношении их никто не обижает. По поселку, здорово разросшемуся с момента моего последнего здесь пребывания, на коляске прокатился. Отужинал и переночевал в доме Чайковских, да и в Томск вернулся. Как раз до вечера еще на Механический успел заехать.

А вот Томский Механический меня поразил до глубины души. Во-первых, он оказался просто огроменным. Я-то его помню чуть ли не в виде двух сараев и пыхтящего под навесом паровика в тридцать лошадиных сил. А теперь предо мной предстало современное, по меркам девятнадцатого века, промышленное предприятие с огромными кирпичными цехами, тысячами работников и даже внутренней узкоколейкой, на которой и людей к местам работы развозили, и детали из цеха в цех перемещали.

Всюду, везде и чуть не на каждом рабочем месте, все, что было можно, было механизировано. Краны, подъемники, паровые молоты, гидропрессы, ручные тележки. В Сибири такой дефицит грамотных рабочих, что это хоть как-то нужно было компенсировать всевозможными приспособлениями.

В России с квалифицированными кадрами тоже беда, но не на столько, как здесь. Тем не менее, опыт получился показательным. И его стоило внедрять и на других моих заводах. Попросил заводских инженеров сделать чертежи устройств, и прислать мне в столицу. По готовым-то схемам всегда проще что-то делать, чем выдумывая очевидные «велосипеды» на ходу. А они здесь и отработали уже все. Все «детские болячки» исправили, все ошибки учли. Молодцы. Повелел премию отличившимся выписать. В размере месячного оклада каждому. Невеликие капиталы людям роздал, а приятное сделал. Внимание тоже чего-то, да стоит.