Отец сердито буркнул, что выезжает – у него подержанный «Гольф», а живет он и вправду недалеко, в южной Дарнице, это минут десять езды.

Оксана свернула за угол, медленно поплелась по тротуару вдоль трамвайной линии. Отец должен будет подъехать к остановке и забрать ее. Конечно, не очень-то ей хотелось обращаться к нему. Они не раз ссорились, а в последнее время вообще редко виделись: Палей вел себя не как родной тато, а как чужой вуйко[26]. Но маме она звонить опасалась, да и ехать на Саксаганьского было бы сейчас слишком рискованно. Если эти неизвестные ей люди не обнаружили ее, Оксану Палей, в больнице, то на этом вряд ли успокоятся – в этом теперь можно не сомневаться.

Оксана села на скамейку, пригорюнилась. Теперь ей стало окончательно ясно, что она угодила в весьма серьезный переплет. Невольно вспомнились посетившие ее этой ночью кошмарные сновидения…

А что, если позвонить в милицию? – промелькнуло у нее в голове. И все им рассказать? В том числе и про этих двух, которые приходили в больницу именно к ней… И не с передачами типа соки-бананы-бульоны, а с явно какой-то недоброй целью?

Немного обдумав эту мысль, она скептически покачала головой. Нет, надо действовать по-другому. Прежде всего следует переговорить с Юрием Гайдуковым. Вот ему-то можно все-все рассказать. Ну а он, как человек с опытом и в немалых чинах, примет правильное, разумное решение.

И то верно: ей ли, «ботанику» и «хромоножке», тягаться с разными крутьками, бандитами и выходцами из спецслужб? Они вон могут, например, легко прослушивать чужие телефоны…

Как только эта мысль пришла ей в голову, Оксана вскочила со скамейки как ужаленная. Может быть, кто-то – тот же тато – сочтет ее конченым психом, но будет лучше, если она предостережется хотя бы по минимуму…

Оксана ушла с тротуара и затаилась в тени возле торца глядящего на улицу Андрея Малышко дома. До остановки трамвая, куда вскоре должен подъехать отец, отсюда будет с полсотни метров. Людей на остановке нет – первый трамвай пойдет не ранее чем через час. Если на остановку подъедет знакомый ей отцовский «Гольф», она выйдет из укрытия, окликнет…

Не успела Оксана додумать эту мысль, как из-за угла Братиславской, откуда она сама недавно прибрела сюда – как раз там находятся больничные корпуса, – вывернула легковушка! Причем это был явно не отцовский «Гольф»… да и сама машина появилась не оттуда, откуда должен был приехать тато.

Из авто серебристого цвета выскочили двое мужчин. Они так торопились, что один даже не закрыл за собой дверцу… У Оксаны екнуло в груди: хотя она и не видела лиц тех двоих лжеврачей, от которых она, собственно, и спасалась бегством, почему-то была уверена, что это они и есть…

Мужчины разделились: один остался возле машины, рыская глазами по сторонам, а другой побежал в сторону развязки и находящейся по другую сторону проспекта станции метрополитена «Черниговская»…

Оксана увидела, как к остановке подкатил «Гольф». Приехал тато. Но как она может, спрашивается, выйти, если рядом – он, правда, сел в припаркованный к обочине «Пассат» – находится один из двух головорезов?

Нет, она не может подвергать жизнь опасности. Ни свою, ни тем более родителя… как бы холодно она к нему ни относилась.

Ей было страшно и очень одиноко. Но она не собиралась сдаваться.

Место для будущего захоронения указал лично Леон: это была крохотная поляна в лесу, метрах в двухстах от ограды. Здесь еще сохранились следы пикников – в нескольких местах травянистый слой был запачкан следами разводившихся некогда на полянке кострищ, под ногами валялись пустые пластиковые бутылки и тара из-под спиртного. До берега реки отсюда всего метров семьдесят… Впрочем, нынешним летом чужие здесь не ходят, потому что в двух местах солидный кусок берега – вопреки всяким законам – отгорожен столбиками с колючей проволокой. А со стороны леса и на самом берегу установлены щиты с надписью: «Вхiд (прохiд) сурово заборонено!»

Гайдуков приступил к работе с первыми лучами солнца. Лопата была новенькая, с крепким ухватистым держаком. Месяца два назад они на пару с Романом ездили в райцентр Богуслав и прикупили там на рынке новый сельхозинвентарь (на базе не было мало-мальски приличного инструмента). Понятно, что Андрей и представить тогда себе не мог, что одной из этих приобретенных там лопат он будет впоследствии собственноручно рыть себе могилку…

– Эй, землекоп… шевели мудями! – подал реплику Жан, устроившийся в нескольких шагах от «погоста» на сваленном и ошкуренном еще во времена оные стволе сосны. – Ты че, уснул там?! Давай резче!.. Cчас Леон, бля, вернется, так сразу тебя и исполним!

– А на хера сдался этот «гуманизьм»? – вдруг подал голос молчавший до того Роман. – Чуть подалее, ниже по течению, есть омут… Там его бы и притопили! А то только время на него тратить…

– Сука! – процедил Гайдуков. – Выслуживаешься перед новыми хозяевами, падла? Ну так они тебя тоже в расход пустят… придет и твое время! Надолго ты меня не переживешь, не надейся!..

Андрей на короткое время выпрямился, вытер со лба пот. Начал он, надо сказать, в приличном темпе – хотелось побыстрее со всем этим закончить. Майка на нем промокла, хоть выжимай, колени и локти испачканы глиной… Надо отдать должное богатому опыту старшего: отрыть могилу в таком месте оказалось не трудно – не пришлось рубить корневища, да и сама почва была с примесью песка – ее хорошо брала заостренная лопата…

Но чем глубже становилась яма, которую он копал, ориентируясь на классический канон «2Í1Í2» – чай для себя старался, не для чужого дяди, – тем медленнее становился темп его работы, тем натужней, с прерывистыми всхлипами он дышал, тем меньше земли черпала его лопата со дна этой неумолимой засасывающей его в земляные недра воронки…

– Все, баста! – скомандовал появившийся на полянке Леон. Он успел искупаться; через плечо у него было переброшено влажное полотенце, лицо гладкое, скулы тщательно выбриты – этот человек определенно привык скрупулезно следить за своей внешностью. – Кончай земляные работы!..

Гайдуков выложил вначале на образовавшуюся в результате его усилий земляную насыпь лопату, затем медленно, не глядя на эту безбашенную троицу, выбрался из ямы… Он уже не раз и не два думал о том, чтобы попытать судьбу напоследок: сначала попробовать достать кого-нибудь из этих сволочей лопатой… ну или хотя бы метнуть ее в супостата, чтобы отвлечь внимание… А самому – в суматохе – метнуться в лесные заросли, благо до ельника отсюда рукой подать…

Но эту свою отчаянную задумку он так и не реализовал. Во-первых, эти двое, Жан и Рома (этому тоже доверили табельное оружие, хотя Гайдуков и не был в курсе, заряжена ли его «пушка», и если да, то не холостыми ли патронами), расположились довольно грамотно – так, что даже если попробовать кинуться на одного, то или он сам пустит в ход оружие, или другой подстрелит. А во-вторых, и это главное, с Гайдуковым случился психологический надлом, как это происходит зачастую даже с сильными духом людьми: история палаческих казней показывает, что люди в такие моменты смиряются с неизбежным и что уже сам факт казни – и момент приготовлений к ней – оказывает на жертв суггестивное, на грани мощного, действующего безотказно гипноза, влияние…