– Ух ты! Приехали!.. А Сыроеду меня отдал, ничего?

– Бес меня попутал.

– Ты что, серьезно? – потрясенно посмотрела на любовника Яна.

– Я не хочу, чтобы тебя кто-то трахал!

– Ты начинаешь мне нравиться!

– Может, ты вошла во вкус? Может, тебе в кайф спать с каждым встречным-поперечным?

– Нет. Но это ради тебя… Ради нас… Нам же нужны деньги?

– Знаешь, сколько тебе лет? Шестнадцать. И выглядишь ты на шестнадцать. И соображаешь ты, как будто тебе всего шестнадцать… Десять тысяч долларов за секс! Мелко плаваешь. И глубоко даешь… А не надо давать глубоко. Будешь давать мелко!

– Я понимаю, жара, июль, машина без кондиционера, голова перегрелась… Может, мокрый платок на голову?

– Надо в Питер смотаться; там у меня один знакомый, он такие ксивы делает, закачаешься. И тебе паспорт сделает, будешь у нас семьдесят восьмого года рождения… Ну, можно сделать семьдесят седьмой, семнадцать лет тоже неплохо. Главное, чтобы восемнадцати не было. Потом позвонишь своему лысому, забьешь стрелку, пусть он тебя к себе на хату везет. А мы следом поедем… В общем, нормально все будет.

Грабить и убивать – это грязный криминал. И зачем пачкаться этим, если есть относительно честные способы отъема денег? Москва большая, деньги здесь крутятся огромные, и почему бы не присосаться к этому мужику?

* * *

Яна сама утянула клиента в постель, сама легла на спину, обняв его ногами. Радиостанция у нее в сумочке работала на передачу, и Пижон слышал, как развивались события. И как только Цыпа подала условный знак, он сразу же вошел в квартиру через ею же открытую дверь.

Яна увидела его, и началось шоу.

– Я не хочу, не надо! Пустите, пожалуйста! Я буду кричать! – взывала она.

И барахталась под клиентом так, как будто пыталась вырваться из объятий. Лысый ничего пока не понимал.

– Стоп мотор! – гаркнул Пижон, выключив камеру.

Гратов как ужаленный соскочил с Яны, багровея, развернулся к нему лицом.

– Улыбнись, мужик, тебя снимала скрытая камера!

– Да я тебя… – затрясся в беспомощной злобе клиент.

– Что ты меня?

Пижон видел, как Яна поднялась с кровати, потянулась за своей одеждой. На губах лисья улыбка. Девочка знает свое дело. И как профессионал, она запросто переспала бы с клиентом по полному циклу. Но ей бы это не понравилось. И Пижону тоже… Похоже, он всерьез ревнует ее к работе.

– Что здесь такое?

В комнату вошел Телепень. Здоровенный, внушительный и нацеленный на удар. Глядя на него, Гратов пугливо вжал голову в плечи.

– Да вот, лоха колбасит, – усмехнулся Пижон.

– Может, вломить ему, чтобы успокоился?

– Еще успеешь.

Пижон недовольно глянул на Телепня. Не нравилось ему, как тот смотрел на одевающуюся Яну, на его собственность. Но ссориться он из-за этого, конечно же, не станет. Работа прежде всего.

– Э-э, кто вы такие? – дрожащим от страха голосом спросил терпила.

– Братва мы. Спецы по лохам. Бригада у нас крутая, мы весь юг держим, так что крыша твоя связываться с нами не станет. Зато менты свяжутся. И оформят тебя по двум статьям: совращение малолетних и попытка изнасилования, – хлопнув по видеокамере, с кривой насмешкой сказал Пижон. – А в тюрьме наши люди, они тебя примут и отпетушат. Статья у тебя позорная, по такой только в петухи. А знаешь, как петухам в зоне живется?.. Хотя до зоны ты не доживешь, ты еще на крытом удавишься…

– Чего вы хотите?

– Сделку с тобой заключить. Чисто коммерческую. Как говорится, никакого криминала. Видеокассета у нас есть, совершенно уникальная. Тебя она очень заинтересует. Только стоит дорого: пятьдесят тысяч долларов. Но я думаю, ты за ценой не постоишь. Мало того, что тебя на крытом закроют, так еще и жена отвернется. Передачи носить некому будет. Один останешься, и никто тебя любить не станет. Ну, кроме амбалов в камере… Ком, ты когда срок мотал, любил таких толстеньких и лысеньких? – спросил Пижон у Телепня.

– Да не вопрос… Может, показать ему, как это бывает?

– Хватит! Не надо! Я все понял! Будут вам деньги!

– Когда?

– Завтра.

– Завтра эта кассета будет стоить шестьдесят тысяч.

– Хорошо, сегодня. Но мне на фирму надо съездить.

– Ком с тобой поедет. Он останется в машине, а ты сходишь за деньгами. А мы будем смотреть за тобой. Если вдруг что не так, пленка уйдет в ментовку. А к тебе подъедут крутые ребята, и у тебя будет сразу две крыши – по двойной цене. Ты меня понял?

– Понял… А кассета?

– Кассета будет здесь. Завтра подъедешь сюда и заберешь.

– А где гарантия, что вы не сделаете копию?

– Мы сами по себе гарантия. И я могу дать слово, что копий не будет. Ты даешь мне слово, что не будешь дергаться?

– Даю, – кивнул терпила.

– Тогда баш на баш, слово за слово. Ну, так что, за деньгами едем?

Гратов действительно понял все правильно. И не стал искать сложных выходов из ситуации. Поехал вместе с Телепнем к себе в офис, принес ему деньги, Пижону осталось только забрать его вместе с выручкой.

Тогда и родился у него вопрос: может, надо было запросить сто штук зеленью?..

Даже летний дождь – удовольствие не из приятных. Особенно если льет как из ведра. Вайс промок до нитки, но он этого даже не замечал. У него очень серьезный разговор.

Он мог бы встретиться с Алтаем где-нибудь в ресторане или под навесом летнего кафе, как в прошлый раз. Но Вайс нарочно выбрал место под открытым небом и в безлюдном месте, чтобы Алтай прочувствовал остроту момента. У Василия ствол в кобуре, и люди его подкованы. Настроение у них у всех самое решительное. Алтай тоже со своими бойцами, и он с волынами, но нет в них той уверенности в своих силах. Да и вор на войну не настроен, ему деньги нужны, а не кровь. Ему на словах надо противника развести. А Вайс, в отличие от него, готов стрелять на поражение. Закипает у него все внутри от злости, и дождь не в состоянии охладить его.

– Ты чего хотел? – жестко спросил бригадир.

– Поговорить… Хотел на крытом с тобой побакланить, но не успел.

– Ну, твоими молитвами, – скривил губы Вайс.

– Не понял.

– Ты же сказал Яне, чтобы она показания забрала. Или я что-то не так понял?

Вайс готов был порвать вора на куски, но ярость не затмевала ему глаза, и голова оставалась холодной. Потому и догадался прибегнуть к хитрости.

– Ты что-то не так понял, – покачал головой Алтай. – Я не знаю никакой Яны.