— Бедная моя любовь. — Марк приподнялся на локоть и смотрел на Энэлайз. Она лежала, свернувшись калачиком. Волосы ее разметались в разные стороны по лицу и подушке. Марк улыбнулся и осторожно убрал пряди волос в ее лица. Боже! Как он любил ее! Он знал, что убьет всякого человека, кто обидит ее, и сам же обижал ее больше всех. Он сам не мог понять — то ли это было в его, Шэффера, характере, то ли в нем говорили гнев и ревность. Неужели и его отец обращался так с его матерью, как он обращается сейчас с Энэлайз? А, может быть, именно такое обращение заставило его мать пойти по рукам?

Впечатления детства — отношения отца и матери, ее неверность, их расставание — все он искал в них аналогии со своими отношениями с Энэлайз. И так же, как подростком, он страдал и ненавидел.

Он ненавидел себя за те унижения, которым он подверг Энэлайз, но был уверен в том, что скорее руку себе отрежет, чем отпустит ее от себя.

Когда Энэлайз проснулась, то Марка уже не было. Она зарделась от стыда, вспомнив прошлую ночь и то, как она отвечала на его ласки. Ей стало очень стыдно. Она вела себя, как сучка во время течки. Прекрасная голубая ткань с сияющими как павлиньий хвост узорами валялась, скомканная, на полу. Энэлайз подняла ее и с отвращением швырнула на кровать. Посмотрев на ткань, Энэлайз. немного подумала, а потом ее осенила интересная мысль. Она улыбнулась про себя, взяла ставшую ей неприятной ткань, разыскала Мэй и отдала ее негритянке.

Мэй глазам своим не поверила. Сначала она отказалась принять такой дорогой подарок, но Энэлайз настояла на своем, и служанка согласилась.

Марк не пришел на ночь домой, и Энэлайз вдруг стало страшно. А что, если он так рассердился на нее, что не вернется совсем? Как ей тогда быть?

Он вернулся на следующий день вечером, и Энэлайз с облегчением вздохнула, стараясь все же не подавать вида, что была очень расстроена его отсутствием.

Его поведение в последующие дни изменилось и стало необычным для него — он стал более вежлив в обращении с нею и менее требователен. Но он не освободил ее от ее обязанностей в постели, хотя и стал мучить ее даже своей страстью.

Он брал ее быстро и также быстро отпускал ее после того, как удовлетворял свою страсть. Энэлайз уговаривала себя, что была благодарна и за это. Но каждый раз такие торопливые совокупления оставляли ее раздраженной и разбитой, с тупой болью в пояснице.

Мэй быстро сшила себе из подаренной ткани новое выходное платье. Когда Марк увидел ее воскресным утром, отправляющуюся в нем в церковь, то лицо его стало мертвенно-бледным. Он так посмотрел на Энэлайз, что она от страха даже несколько отступила в сторону. Марк ушел из дома, сильно хлопнув дверью, и не возвращался до поздней ночи.

Энэлайз уже спала, когда он вошел в спальню и, грубо тряхнув ее за плечо, приказал:

— Просыпайся!

Энэлайз, ничего не понимая спросонья, моргала ресницами.

— Что случилось? Который сейчас час? — спросила она у него.

— Неважно, — проворчал он и резко сорвал покрывало с ее тела. — Вставай! У меня есть подарок для тебя!

Он говорил это все с такой усмешкой, что Энэлайз стало немного страшно. Быстро соскользнув с кровати, она стала перед ним и только сейчас почувствовала, как от него разит виски и дешевыми духами. Энэлайз поняла, что он провел это время с проститутками, и представила следующую картину — его смуглое, худощавое тело лежит рядом с другой женщиной, и руки, которые так нежно ласкали ее тело, — ласкают тело проститутки.

— Тебе мало одной любовницы? — вырвался у нее вопрос, о котором она сразу же пожалела, так как им дала ему повод поиздеваться над ней.

— Ревнуешь, любовь моя? Я грешным делом подумал, что ты с радостью передохнешь!

— Я не ревную, — вспыхнула Энэлайз. — Как ты смеешь дотрагиваться до меня своими грязными руками после того, как лапал ими проститутку?

Марк пожал плечами и язвительно заметил:

— Вед проститутки одинаково грязны.

Энэлайз совсем разозлилась.

— Какой же ты хам! Наклеил на меня ярлык проститутки, а сам-то ведь и обесчестил меня!

Марк удивился.

— Насколько я помню, ты сама призналась, что той ночью у тебя в кабинете отдалась мне добровольно, — сказал он.

Глаза Энэлайз наполнились слезами, и она задохнулась от волнения.

— Ты обманул меня, — сказала она ему. — Я тогда подумала, что люблю тебя и что ты меня тоже любишь.

— Да? А как же насчет других мужчин? Как ты за них оправдаешься? Они тебя также насиловали? Или ты им отдавалась по любви? — с иронией в голосе спросил Марк.

— Другие! Какой же ты подлый! — дико прошипела Энэлайз. — Других не было! Ты был первым, и ты прекрасно это знаешь.

— Первым, — признался он, чуть улыбнувшись, — но, как мне кажется, не последним…

Энэлайз со всего маху влепила ему звонкую пощечину. Марк побледнел, на скулах его заходили желваки. Он грубо схватил ее за плечи и резко сказал:

— Расскажи мне о тех, что были с тобой. Каковы они? Ты отдавалась им прямо на полу своего кабинета или пригласила их в свою спальню? Ты стонала под ними, как подо мной? Сколько их было там, Энэлайз? Сколько было их, вкусивших прелесть твоего тела?

Энэлайз с ужасом и удивлением смотрела на него. Он больно вцепился пальцами в ее тело. Глаза его горели, и он был похож на сумасшедшего человека. Энэлайз с дрожью в голосе ответила:

— Не было других, слышишь, не было!

Губы Марка задрожали, и он резко швырнул ее, как вещь, на кровать. Она распласталась на кровати так, что ее ночная сорочка задралась вверх, обнажая ее стройные ноги.

Энэлайз было настолько испугана его бешенством, что боялась даже пошевельнуться, не то что одернуть сорочку.

— Сними эту свою дурацкую рубаху, — прохрипел Марк. — Я принес тебе кое-что приодеться.

Он направился к креслу и схватил то, что там лежало. Энэлайз покорно повиновалась ему. Марк подошел к ней. В руках у него было что-то тонкое и прозрачное.

— На этот раз я принес тебе подарок, подходящий для любовницы. Вот, надень. Я хочу, чтобы ты продемонстрировала его мне! — приказал он.

Энэлайз нерешительно взяла это из его рук и приложила к себе. Теперь она рассмотрела, что это была ночная сорочка, сделанная из такой тонкой ткани, что, казалось совсем невесомой. «Эта вещь будет больше открывать, чем прятать», — с ужасом подумала Энэлайз. Сорочка была алого цвета, и это был символ продажной любви. Она поняла намек. Этот подарок должен был еще раз подчеркнуть, что она падшая женщина, и она должна надеть его как символ.

Еще одна, страшно возмутившая ее мысль промелькнула у Энэлайз — не снял ли он эту сорочку с тела той, чьими духами он так пропах?

— Надень! — приказал Марк.

Энэлайз надела ночную сорочку и медленно повернулась к нему лицом. Черные глаза Марка загорелись, и у него перехватило дыхание от ее красоты. Под этим горящим взором она почувствовала знакомое волнение и отвернулась, боясь, что растает от одного взгляда его магических глаз.