– Я и есть один из них, – заговорщицким тоном пояснил бородатый. – А вторым была моя жена, к счастью, отсутствующая.

– Почему к счастью? – переступив порог квартиры, осведомился Цимбаларь.

– Мы придерживаемся полярных мировоззренческих позиций, а потому её присутствие сделало бы этот разговор невозможным.

– Если я правильно понял, вас принудили дать зарок молчания, – догадался Цимбаларь.

– Это вы правильно сказали! – затряс головой бородатый. – Именно зарок. И даже заставили подписать какие-то бумаги… Проходите, не стойте у порога. Не исключено, что спецслужбы установили на лестничной площадке подслушивающие устройства… Кстати, а что вы там говорили о своей принадлежности к милиции?

Цимбаларь, неплохо разбиравшийся в людях, с лукавым видом подмигнул хозяину.

– Сами понимаете, что это была лишь уловка. А вообще-то я журналист, расследующий обстоятельства смерти маршала Востроухова. Могу предъявить соответствующие документы. – Он сделал вид, что лезет в карман.

– Нет, нет! – запротестовал хозяин. – Милиционера я вижу за версту. У вас совсем другое лицо. Годы инакомыслия научили меня разбираться в людях.

Не спрашивая согласия Цимбаларя, он выставил на кухонный стол чёрствый хлеб, солёные огурцы, селёд– ку, варёную колбасу и початую бутылку портвейна.

Сопоставив этот любопытный натюрморт со старенькой гитарой, висевшей в прихожей, и с групповым портретом советских бардов, украшавшим простенок, Цимбаларь сказал:

– Я догадываюсь, что на этой кухне частенько звучали запрещённые песенки и витал дух истинной свободы.

– В этом вся моя жизнь, отданная служению народу, к несчастью, из одной кабалы угодившему в другую, – посетовал хозяин. – Забыл представиться: Вадим Ермолаевич Советников, член парахельсинкской группы.

– А разве есть такая? – удивился Цимбаларь.

– Конечно! Она была создана в противовес так называемым хельсинкским группам, в ряды которых затесались провокаторы и двурушники.

– А ваша, значит, была от них свободна?

– Абсолютно! В другом члене нашей группы, Акиме Матвеевиче Варфоломееве, ныне уже покойном, я был уверен, как в самом себе… Примем за его память по стаканчику. – Советников разлил портвейн по чайным чашкам. – Сейчас, конечно, появились и другие напитки, достойные свободного человека, но традиция есть традиция.

Чашка портвейна была для Цимбаларя то же самое, что глоток пепси для школьника, и он кочевряжиться не стал – ради налаживания отношений приходилось пить и не такое.

– Так что вы там хотели рассказать о маршале? – утёршись кухонным полотенцем, поинтересовался Цимбаларь.

– Ах да. – Закусив селедкой, Советников уставился в потолок, сквозь который, бывало, сюда доносились отзвуки маршальских застолий. – Близкие отношения, сами понимаете, мы никогда не поддерживали, ведь его руки были обагрены кровью чехословацких патриотов и афганских повстанцев. Но при встрече раскланивались, не без этого… Когда маршал умер, я даже возложил на его гроб букет гвоздик. После похорон в квартире осталась собака, огромный доберман, которого кормил и выгуливал один сравнительно молодой человек, по-видимому, принадлежавший к ближайшему окружению покойного.

– Вы не помните его имя? – спросил Цимбаларь.

– Нет. Но внешне он очень походил на маршала. Поговаривали даже, что это его побочный сын… И вот однажды утром эта собака подняла душераздирающий вой. Телефон в квартире не отвечал, дверь была заперта, молодой человек не появлялся. Так продолжалось почти сутки, и нам стало казаться, что собака взбесилась. Да и мы сами были на грани умопомешательства. Явственней всего вой почему-то слышался в ванной. В конце концов приехала служба спасения, а за ней и милиция. Мы с женой уже ожидали их на лестничной площадке. Нас, естественно, тут же пригласили в понятые.

– Вы говорили, что дверь маршальской квартиры была заперта? – уточнил Цимбаларь.

– Совершенно верно. С ней пришлось изрядно повозиться. Замки не поддавались никаким отмычкам, и спасатели были вынуждены перепилить дверные петли.

– Вы, стало быть, вошли в квартиру одним из первых?

– Да, сразу после спасателей и милиции.

– Ну и что вы там увидели?

– Квартира носила следы страшного разгрома. Взломанным оказался даже паркет. Собака, запертая в ванной, вела себя так, что её пришлось усыпить. Милицейский эксперт и следователь переходили из комнаты в комнату, тщательно фиксируя каждую деталь, и мы вынуждены были сопровождать их.

– Работники милиции как-либо комментировали случившееся?

– Конечно! Такой погром был в диковинку и для них. Судя по репликам, которыми обменивались следователь и эксперт, преступники искали что-то сугубо конкретное, причём этот предмет размерами превышал книгу. В предположительном смысле упоминался портфель или шкатулка.

– Отпечатки пальцев на месте преступления изымались?

– Изымались. Но их было так много, что эксперт, похоже, растерялся. Оно и понятно, после смерти маршала в его квартире кто только не побывал.

– Сейф там имелся?

– По крайней мере, я его не видел. Ценные предметы находились, можно сказать, на виду.

– О каких именно предметах идёт речь?

– Да о разных. – Советников задумался. – Золотой портсигар, старинные ордена, серебряные подсвечники, итальянский фарфор. А драгоценности, оставшиеся от покойной жены, кучей лежали на туалетном столике.

– Вам не попадались на глаза карманные часы?

– Там было много разных часов. И швейцарские, и японские, и наши «командирские». Но карманных я что-то не припомню.

– Значит, ценностей грабители не тронули?

– В общем-то, да. Даже последняя пенсия маршала осталась лежать в письменном столе. Следователь пересчитал её в моём присутствии. Не хватало что-то рублей семьсот… Но не это самое странное. – Советников сделал многозначительную паузу. – Осмотр места происшествия был в полном разгаре, когда в квартиру бесцеремонно ввалились какие-то люди в штатском.

– Кто такие? – сразу насторожился Цимбаларь. – Слуги закона или криминальные элементы?

– Разве сейчас поймёшь? Но вели они себя в высшей степени нагло. Вызвали следователя в дальнюю комнату и о чём-то долго с ним спорили. Мне даже показалось, что имел место некий конфликт, хотя в дальнейшем они осматривали квартиру уже совместно. Кто-то из вновь прибывших потребовал убрать из квартиры посторонних, очевидно, имея в виду нас с женой, но следователь возразил, что не пойдёт на нарушение процессуальных норм… Вообще-то у меня создалось впечатление, что эти нахалы не столько осматривали место происшествия, сколько пытались побыстрее выжить из квартиры милицию.

– И долго всё это продолжалось?

– До глубокой ночи. Когда мы с женой подписывали протокол осмотра, настенные часы как раз пробили два часа… Но квартиру опечатывали уже те, другие. Они же выставили пост на лестничной площадке.