По прибытии в Штаты я встретился с работниками военного министерства, а несколько позднее – с президентом. Рузвельт был болен гриппом, но казался вполне бодрым. Он продержал меня у своей постели более часа, пока мы обсуждали сотни подробностей прошедших и предстоящих операций. Как всегда, он удивлял меня своими детальными познаниями географии мира. Он воспользовался случаем коротко ознакомить меня со своими планами послевоенной оккупации Германии. Президент определенно хотел, чтобы США оккупировали северо-западную часть, но внимательно выслушал мои возражения против разделения Германии на «национальные секторы». Я опять высказал пожелание, чтобы оккупированные территории были как можно скорее переданы под контроль гражданских властей. Мои доводы, казалось, произвели на него впечатление, но он не связал себя никакими обещаниями.

Ни в одной беседе из всех, какие у меня были с президентом, Рузвельт не касался проблем внутренней политики, разве только случайно и мимолетно. Его сын Элиот, которого я иногда встречал в Африке и Англии, также избегал политики как предмета разговора при таких встречах, шутливо называя себя в таких случаях «паршивой овцой и реакционером в семье».

Покидая президента, я сказал: «Искренне верю, что вы быстро поправитесь». Он поспешно ответил на это: «Да что вы, я не лучше чувствовал себя уже многие годы. Я в постели только потому, что врачи опасаются, как бы я снова не заболел, если встану на ноги слишком скоро». Больше я его уже не видел.

Во время моего короткого пребывания в Соединенных Штатах я с радостью воспользовался представившейся мне возможностью поехать с женой к сыну в Вест-Пойнт. Затем я отправился увидеться с матерью, братьями, родителями жены и еще кое с кем из ближайших родственников; все они по такому случаю собрались в городе Манхэттене, штат Канзас. Эти семейные встречи как бы восстанавливали силы молодости – до этого времени я не вполне четко осознавал, как далеко война уносит ее участников от интересов, нужд и забот обычной жизни.

Разумеется, мне не удавалось полностью отвлечься от проблем войны на какое-то время. Из Лондона периодически поступали телеграммы с самыми серьезными вопросами, а в некоторых из них даже запрашивалось мое окончательное решение. Тем не менее я с удовлетворением констатировал, что Монтгомери, командовавший английскими силами, несомненно, работал над вариантом высадки в первом эшелоне десанта пяти дивизий при двух дивизиях, находящихся на судах.

Я выехал из Соединенных Штатов 13 января, чтобы принять на себя руководство мощнейшей боевой группировкой войск, какую были в состоянии создать два западных союзника. На второй день вечером я уже находился в Лондоне. Снова началась подготовительная работа к вторжению.

Схема, которую мы нашли наиболее эффективной и которая позволяла всем командующим собраться вместе почти немедленно, предусматривала для командующих сухопутными, морскими и воздушными силами совмещение двух ролей. В первой роли каждый из них выступал в качестве сотрудника моего штаба и со своими помощниками участвовал вместе с нами в разработке плана операции; во второй каждый отвечал за осуществление своей части во всей операции. Такова была общая командная структура, которой мы придерживались на протяжении всей Средиземноморской кампании, и я был убежден, что с учетом особых условий нового театра военных действий нам следует взять за основу этот принцип, хотя были неизбежны определенные исключения.

Первое из этих исключений касалось военно-воздушных сил. Было желательно, чтобы на начальных стадиях десантирования в целях должной поддержки авиацией сухопутных войск на решающих этапах операции, то есть до тех пор, пока мы прочно не закрепимся на захваченном плацдарме и пока не исчезнет угроза нашего поражения, вся авиация в Англии, за исключением только авиации берегового командования, была бы подчинена мне. Сюда вошли бы стратегическая авиация в составе английского бомбардировочного командования под руководством главного маршала авиации Артура Харриса и 8-я воздушная армия США под командованием Дулиттла. Однако сразу же возникли возражения, частично со стороны премьер-министра и его начальника штаба. Командующие стратегической авиацией не хотели получать приказы от командующего тактической авиацией, выделенной для операции «Оверлорд». Их возражения, по моему убеждению, исходили не из личных соображений, а основывались на убеждении, что командующий тактической авиацией, который прежде всего обеспокоен поддержкой войск на переднем крае, едва ли в должной мере оценит подлинную роль и возможности стратегической авиации и поэтому может неправильно ее использовать.

В более широком плане разногласия сводились к тому, что действия этих крупных бомбардировочных частей с их способностью наносить удары по любой точке в Западной Европе никогда не следует ограничивать, даже временно, задачей оказать непосредственную помощь сухопутным войскам, осуществляющим единственную операцию. В ответ на эти доводы мы указывали, что эта операция, которую Соединенные Штаты и Великобритания собираются теперь предпринять, не может быть отнесена к категории обычного сражения. Две страны вкладывают все силы и ресурсы в эту операцию, чтобы в дальнейшем развернуть боевые действия в Западной Европе. Неудача в операции «Оверлорд» привела бы к последствиям почти роковым. Такая катастрофа могла означать полное перебазирование на другие театры военных действий всех американских сил, сосредоточенных в Соединенном Королевстве, и в то же время явилась бы таким тяжелым ударом по моральному духу союзников и их решимости, что последствия даже не поддаются учету. И наконец, такое поражение оказало бы очень серьезное влияние на обстановку на Восточном фронте, и можно было не без оснований предположить, что если Россия будет считать своих союзников совершенно беспомощными и неспособными предпринять что-либо значительное в Европе, то она может пойти на сепаратный мир.

* * *

Все эти вопросы с учетом возможных вариантов явились предметом длительных обсуждений, однако общий план, который мы намеревались провести, сводился к следующему:

«Высадиться на побережье Нормандии.

Сосредоточить силы и средства, необходимые для решительного сражения в районе Нормандия, Бретань, и прорвать там оборону противника. (Операции сухопутных войск в период первых двух фаз должны осуществляться под руководством Монтгомери.)

Двумя группами армий преследовать противника на широком фронте, сосредоточив основные усилия на левом фланге, чтобы захватить необходимые нам порты, выйти к границам Германии и создать угрозу Руру. На правом фланге наши войска соединятся с силами, которые вторгнутся во Францию с юга.

Создать новую систему баз снабжения вдоль западной границы Германии, обеспечив себя портами в Бельгии и Бретани, а также на Средиземном море.

Продолжать наращивать силы и в то же время непрерывно вести наступление, чтобы измотать противника и создать условия для проведения заключительных сражений.

Закончить уничтожение вражеских войск к западу от Рейна, постоянно стремясь между тем овладеть плацдармами на восточном берегу реки.

Предпринять завершающее наступление с целью двойного охвата Рура, снова нанося основной удар левым флангом; затем немедленно осуществить бросок через Германию; конкретное направление этого наступления будет определено позже.