Нужно признать, что многие лица с теологическим уклоном зачастую хронически не способны отличать желаемое от действительного. Но для более искушённых индивидуумов, верующих в некое сверхъестественное существо, разрешить проблему зла до смешного легко. Просто нужно постулировать зловредного бога — вроде того, что населяет страницы Ветхого Завета. Или, если вас это не устраивает, изобретите отдельного злого бога, назовите его Сатаной и сваливайте происходящее в мире зло на его мировую битву с добрым богом. Либо — более изощрённое решение — постулируйте, что у бога есть дела поважнее, чем заниматься мелкими человеческими проблемами. Либо что бог видит страдания, но рассматривает их как цену, которую человечество должно платить за свободу воли и поступков в упорядоченном, управляемом законами космосе. Существуют теологи, поддерживающие каждое из вышеприведённых утверждений.

Поэтому, доведись мне, подобно Анвину, применять теорему Байеса, ни проблема зла, ни все моральные вопросы вместе не заставили бы меня изменить вероятность бога (заданные Анвином 50 процентов) ни в ту, ни в другую сторону. Но я не собираюсь больше об этом рассуждать, потому что в любом случае я не в восторге от использования субъективных оценок, кому бы они ни принадлежали.

Имеется гораздо более сильный аргумент, не зависящий от субъективных мнений отдельных лиц, — аргумент от невероятности. И он-то уводит нас очень далеко от половинчатого агностицизма, по мнению теологов — в сторону теизма, по моему мнению — в сторону полного атеизма. Я уже несколько раз обращался к этому аргументу; его целиком можно свести к известному вопросу: «Кто создал бога?», к которому большинство думающих людей рано или поздно приходят. Бога-творца использовать для объяснения сложно организованной Вселенной нельзя, потому что любой бог, способный что-либо сотворить, сам должен быть достаточно сложным; и тогда возникает аналогичный вопрос о его появлении. Встаёт неразрешимая проблема бесконечного членения бога. При помощи данного аргумента я попытаюсь в следующей главе продемонстрировать, что, хотя доказать отсутствие бога с абсолютной точностью невозможно, вероятность его существования очень и очень мала.

Подобно тому как ведьм приводят в ужас первые признаки рассвета, священники различных сект страшатся достижений науки, злобно косясь на роковую обличительницу, сулящую крах кормивших их хитроумных уловок.

Томас Джефферсон

Доказательство от невероятности выглядит довольно убедительно. В своём традиционном виде — как и доказательство от целесообразности — сегодня это, пожалуй, самый распространённый аргумент в пользу существования бога, и огромное множество теистов убеждено в его абсолютной неопровержимости. Согласен, это очень сильный и, похоже, действительно неопровержимый аргумент, но только доказывает он полностью противоположное тому, что утверждают теисты. Корректно применяя доказательство от невероятности, отсутствие бога можно доказать почти стопроцентно. Аргумент, демонстрирующий отсутствие бога с точки зрения статистики, я называю «сборка готового к полёту “Боинга-747”».

Поводом для названия послужила остроумная выдумка Фреда Хойла про свалку и «Боинг-747». У меня были сомнения относительно авторства, но его подтверждает коллега Хойла Чандра Викрамасингх.[89]По мнению Хойла, вероятность зарождения жизни на Земле не превышает вероятности того, что пролетающий над свалкой ураган случайно соберёт из валяющихся в беспорядке деталей готовый к полёту «Боинг-747». Эту метафору часто цитируют, проводя аналогию между «боингом» и появившимися в результате эволюции сложными живыми организмами. И действительно, вероятность возникновения в результате случайной группировки отдельных частей жизнеспособных лошади, жука или страуса вполне сопоставима с вероятностью появления «боинга». В этом-то, вкратце, и заключается любимый аргумент креационистов — но придумать его могли только люди, абсолютно не разбирающиеся в механизме естественного отбора; люди, полагающие, что естественный отбор — это своего рода рулетка, тогда как на самом деле это — при правильном понимании термина «случайность» — нечто совершенно противоположное.

Сущность доказательства от невероятности в изложении креационистов никогда не меняется, даже когда они решают нацепить политически выгодную маску «разумного замысла».[90]Берётся явление природы — живой организм, его отдельный сложный орган или ещё что-нибудь — от молекулы до самой Вселенной — и абсолютно справедливо объявляется о статистической невероятности его появления. Иногда при этом используется терминология теории информации: дарвинистам предлагают объяснить источник всей содержащейся в живых организмах информации; понятие «содержание информации» применяется в данном контексте как оценка невероятности появления, или «оценка чуда». Либо вспоминают избитое изречение экономистов: бесплатный сыр бывает только в мышеловке — и обвиняют дарвинистов в попытке заполучить что-то «даром». В этой главе я собираюсь показать, почему дарвиновский естественный отбор — это единственное известное решение загадки появления информации, которую по-другому объяснить нельзя. Показать, что это гипотеза бога пытается получить вещи задаром. Это бог желает лакомиться бесплатным сыром, сидя снаружи мышеловки, и вдобавок одновременно быть этим сыром. Какой бы статистически невероятный объект мы ни пытались объяснить при помощи «разумного творца», сам «творец» при этом будет, как минимум, настолько же невероятным. Бог и есть тот самый «Боинг-747».

Согласно доказательству от невероятности, сложные объекты не могут появляться случайно. Но многие полагают, что выражение «появиться случайно» означает «появиться без преднамеренного сознательного планирования». Поэтому неудивительно, что невероятность случайного появления они принимают за доказательство наличия «разумного замысла». Дарвиновский естественный отбор демонстрирует ложность подобного заключения в отношении биологических невероятностей. И хотя дарвинизм, по-видимому, не может быть применён непосредственно к неживой природе, например к космологии, он стимулирует мысль и в других областях знания, находящихся за пределами его исконной биологической «территории».

Глубокое понимание дарвинизма учит нас с осторожностью относиться к поверхностному заключению о том, что «разумный замысел» — это единственная альтернатива случаю; оно позволяет находить пути, по которым шёл постепенный, медленный рост сложности. Такие философы, как Хьюм, ещё до Дарвина понимали, что невероятность жизни не означает непременного наличия её творца, но им не удалось найти альтернативного объяснения. После Дарвина мы должны с глубоким, на уровне костного мозга, подозрением относиться к самой идее «разумного замысла». Люди провели немало времени в ловушке иллюзии «разумного замысла»; Дарвин защитил нас от неё, открыв нам глаза и пробудив наше сознание. И очень жаль, что это помогло не всем.