— Идет назад, — сказал Том Хэнли.

— Но они должны быть где-то здесь!

— Тогда бы мы их обязательно увидели. Может, они решили укрыться в одной из бухт? Надо пройти вдоль берега, поискать их там.

Дана не надела ни плаща, ни шляпы, даже лопаты не прихватила. Зажав ключик в зубах, она встала на четвереньки и принялась руками разрывать грядку с травами.

Травы Лили рассадила в строгом порядке: на севере шалфей — символ мудрости, на западе тимьян, символ долголетия, в память об отце и всех умерших родственниках на юге росла лаванда, а на востоке травы любви — розмарин и мята.

Травы источали таинственный, дурманящий аромат, который смешивался с запахом влажной земли. Много лет назад она видела, как Лили ночью пробралась к грядке с травами с дневником в руке. И сразу догадалась: Лили решила закопать его там.

И теперь это была последняя надежда Даны. То ли Лили, то ли русалка, то ли обе вместе послали Дану искать под дождем дневник. И найти правду.

Но дневника не было. Дана изрыла все вокруг. По лицу Даны текли струи дождя. И вдруг взгляд ее упал на латунный диск солнечных часов, врытых в землю посреди грядки.

Дана потянула за центральный штырь, и диск легко вышел из бетонного основания. Под ним и лежал дневник Лили.

Дана схватила его, прижала к груди, и по щекам потекли, смешиваясь с дождинками, слезы.

— Я нашла его, Лили! И девочек найду!

Она помчалась в дом, вверх по лестнице. В спальне Лили она плотно прикрыла дверь и села на кровать. Дрожащими пальцами она вставила ключ в замок, и дневник распахнулся. Дана принялась читать.

Здравствуй, новый дневник! Ты последний в ряду многих, но я тебя уже люблю. Приготовься выслушать все, и плохое, и хорошее. Стоит мне записать все, что меня мучает, и на душе становится легче. Так я избавляю от груза своих переживаний самых дорогих и близких мне людей.

Очень не люблю кричать на мужа и на дочек. Но идеальных людей нет. Когда Майк бывает резок с Куинн или недостаточно терпелив с Элли, я ужасно на него злюсь. Впрочем, такое случается нечасто. Он замечательный отец. И мне очень повезло в жизни.

Дела у него идут превосходно. «Грейсон инкорпорейтед» работает сейчас над двумя новыми проектами — в Цинциннати и здесь, в Коннектикуте. И то, и другое — дома для престарелых. Таково веяние времени.

Плохо то, что Цинциннати так далеко и Майку приходится ездить туда довольно часто. По-моему, раньше, когда он еще не так развернулся, было лучше. Денег у нас, конечно, было меньше, но нам хватало.

Второе февраля. У обеих девочек насморк. Куинн сводит меня с ума — все время рвется погулять, а нос совершенно забит, и температура под тридцать девять.

Дана пролистала несколько страниц — февраль, март — и остановилась на апреле.

В саду уже появились первые всходы. На деревьях набухли почки. Элли занимается танцами и футболом, а Куинн, как всегда, делает все всем назло. Она обожает бродить по горам, лазить на деревья и подслушивать под дверью. А занятия в школе требуют усидчивости. Майка постоянно нет дома — в Цинциннати все закончилось, но теперь появилось что-то новое в Массачусетсе.

Вчера доставили новую лодку. Признаю, я была не права: она великолепна. Мы с девочками сразу в нее влюбились. Первое большое путешествие будет в Мартины Виноградники, но сначала мы походим по проливу. Мы решили назвать ее «Сандэнс» — в честь проекта «Сан-Центра» в Цинциннати, на деньги от которого она и была куплена. Место чудесное, и Майк им очень гордится. Вот если бы такой же здесь был, в Коннектикуте. Как раз для мамы. Он делает еще один, в юго-восточном Массачусетсе, но почему-то не любит о нем говорить. Ну и пусть. Не хочу ему надоедать.

Мне очень нравится наша жизнь. Мы ходим в море, работаем в саду, занимаемся семьей, и нам хорошо друг с другом. Вот если бы и Дана жила где-нибудь поблизости, тогда все было бы абсолютно прекрасно.

Неужели только на прошлой неделе я писала о том, как хорошо мы живем? Какая ложь… Вернее, какой лжец!

Майк меня обманывал. Он говорил про «юго-восточный Массачусетс», а на самом деле речь шла о Виноградниках. Да-да-да! Его новый проект — никакой не дом для престарелых. Это подряд на строительство четырех огромных уродливых домов в Мартиных Виноградниках. На моем обожаемом острове. И самое ужасное: все это на Жимолостном холме. На священной для нас земле — там, где он сделал мне предложение.

Как я надеялась, что эти песчаные дороги никогда не замостят и вересковые пустоши никогда не тронут. По-моему, это огромная ошибка.

Господи, дай мне силы сохранить спокойствие и не показывать девочкам, как я расстроена. Сегодня вечером Майк пришел домой и сказал, что хочет мне что-то показать. Он все время смеялся, и я тоже смеялась. Мы оба устали злиться друг на друга.

Он показал мне старую жестяную коробку. А в ней — пять тысяч долларов. Старые купюры, в основном по пятьдесят и по сто долларов — похоже на чьи-то давние сбережения. Так оно и есть, сказал он. Джек Конвей, старый мастеровой из Куиссета, хочет работать на строительстве. У него больная нога и больная спина, и подрядчик его не нанял, вот он и пошел к Майку.

Майк сказал, что не может взять от него деньги, но Джек настаивал. Для него это вопрос чести, сказал Майк.

Ему все это кажется очень забавным. Он говорит, что Джек неплохо заработает на строительстве. А через некоторое время Майк вернет ему эту коробку.

Разумеется, проблема не в этом. А в том, что Майк строит дома на острове, на том самом холме, который так нам дорог. Я вне себя от ярости.

Сегодня Куинн совершенно вывела меня из себя. И мне теперь стыдно. Она все донимала меня расспросами, хотела узнать, что у нас с Майком не так. Она слышала, как я плачу, а он кричит, и сказала, что, если так будет продолжаться и дальше, она покончит с собой. Так прямо и сказала. Может, я пытаюсь себя оправдать, но у меня на самом деле не было другого выхода. Когда она пошла заниматься плаванием, я поднялась к ней в комнату и прочитала ее дневник.

Я получила то, что заслужила. Моя дочка пишет, что каждую ночь плачет, что боится, как бы мы не развелись, и не понимает, что происходит. Я так переживаю из-за нового проекта Майка. Ведь Виноградники — мой второй дом.

Дана начала читать последнюю запись. Тридцатое июля, день смерти Лили.

Ну ладно. Перемирие. Взошла луна, море совершенно спокойное. Наши дочки мирно спят. Всего несколько минут назад я кричала на их отца. А теперь мне хочется взять свои слова назад. Я обвиняла Майка в том, что он нас погубил, разрушил нашу семью. Это была моя реакция на то, что три дня назад сказала Куинн.

Мы отправляемся на морскую прогулку.

С девочками все будет в порядке. Правда ведь, дорогой дневник? Я никогда прежде не оставляла их ночью одних, но, с другой стороны, я прежде и с мужем так страшно не ругалась, Он хочет, чтобы я была довольна. А я хочу, чтобы был доволен он. Может быть, мы будем заниматься на лодке любовью. А может, и нет. Это значения не имеет. Я все равно его люблю.