— Ты о чем?

— Мама, пожалуйста, мы же не идиоты. Ты больше недели сама не своя. И не нужно иметь медицинский диплом, чтобы понять, что это не грипп. Что-то происходит. Ты в порядке?

— Разумеется, милая.

Карен догадывалась, что ее лицо говорит совсем о другом. Но разве могла она сказать дочери правду?

Саманта не сводила с нее глаз.

— Я тебе не верю. Посмотри на себя. Ты уже столько дней практически не выходишь из дома. Не бегаешь трусцой, не ходишь на йогу. Бледная, как призрак. Ты не должна ничего от нас скрывать. Особенно что-то важное. Ведь ты не больна, верно?

— Нет, дорогая. — Карен взяла руку дочери. — Я не больна. Честное слово.

— Тогда в чем дело?

Что она могла сказать? Что видела лицо мужа после его предполагаемой смерти? Что нашла деньги и фальшивый паспорт с кредитными карточками? Что Чарли, возможно, совершил что-то противозаконное? Что два человека, которые могли об этом что-то рассказать, умерли? Разве можно сообщать детям о том, что отец обманул их таким чудовищным образом? Карен не могла найти ответы на эти вопросы. Не могла причинить боль тем, кого любила больше всего на свете.

— Может, ты беременна? — не унималась Сэм.

— Нет, цыпленок. — Карен попыталась улыбнуться, но из уголка ее глаза покатилась слеза. — Я не беременна.

— Ты грустишь из-за того, что я уезжаю в колледж? Если грустишь, так я не поеду. Поступлю в местный. Останусь с тобой и Алексом…

— Ох, Саманта! — Карен обняла дочь, прижала к себе. — Я бы никогда, никогда так не сделала. Я горжусь тобой, цыпленок. Тем, сколько ты положила на это сил и времени. Я горжусь вами обоими. У вас впереди целая жизнь. И случившееся с отцом ничего не должно изменить.

— Тогда в чем же дело, мама? Вчера вечером я видела здесь детектива из Гринвича. Вы о чем-то говорили под дождем. Пожалуйста, ты можешь мне сказать. Ты всегда требовала от меня честности. Теперь твоя очередь.

— Я знаю. — Она откинула прядь волос с глаз Саманты. — Я всегда этого хотела, и ты меня не разочаровывала, верно?

— По большей части да. — Саманта пожала плечами. — Кое-что, конечно, оставляла при себе.

— Кое-что оставляла при себе. — Карен улыбнулась. — Значит, и мне так можно?

Улыбнулась и Саманта.

— Я знаю, что пришла моя очередь делиться, Сэм. Но сейчас сказать не могу. Пока не могу. Извини. Не все…

— Это как-то связано с отцом, мама? Я видела, ты разбирала его вещи…

— Сэм, пожалуйста, ты должна мне доверять. Я не могу…

— Я знаю, он любил тебя, мама. — Глаза Саманты заблестели. — Любил нас всех. Я надеюсь, мне повезет и я встречу человека, который будет так же любить меня.

— Да, малыш. — Карен крепко прижала дочь к себе. Обе заплакали. — Я знаю, малыш, знаю…

И замолчала, не договорив. В голове мелькнула пугающая мысль.

Жена Лауэра сказала, что мужа убили за несколько дней до того, как ему предстояло давать показания по «Харбор кэпител». Сол Ленник не мог не знать об этом.

«Не волнуйся, я все улажу…»

И он ей ничего не сказал.

Внезапно Карен задалась вопросом: «Он знал? Он знал, что Чарли жив?»

— Да, малыш. — Карен продолжала гладить дочь по голове. — Я надеюсь, ты встретишь такого человека.

Сол Ленник стоял на Карловом мосту через Влтаву. Пражане и многочисленные туристы наслаждались отличной погодой и прекрасными видами, открывающимися с моста. За мольбертами сидели художники. Скрипачи играли Дворжака и Сметану. В городе царило праздничное весеннее настроение. Ленник оглядывал готические шпили собора Святого Вита и Пражского замка. Ему вообще нравилась Прага, а особенно — панорама, открывающаяся с этого моста через Влтаву.

Трое мужчин в деловых костюмах вышли с улицы Линарта, остановились под восточной башней.

Один, с песочными волосами, в плаще и коричневой фетровой шляпе, в очках с тонкой металлической оправой, румяный, улыбающийся, направился к Леннику с металлическим чемоданчиком в руке, двое других отстали на несколько шагов.

Ленник хорошо его знал.

Иоганн Петер Фихте, уроженец Германии, работал в департаментах частных клиентов «Кредит Сюис» и «Бундесбанка», защитил докторскую диссертацию по экономике в Университете Базеля. Теперь ему принадлежал небольшой частный банк, в число клиентов которого входили многие известные люди.

А также не очень известные, избегающие светиться на публике, но сказочно богатые.

Среди прочего банкир занимался «денежным трафиком». Его годами наработанные связи позволяли в максимально короткие сроки перемешать значительные активы, причем в любом виде (наличные, драгоценные камни, оружие, даже наркотики) из любой части света так, чтобы в конечной точке они появлялись в виде легальных, полностью отмытых денег, пригодных для инвестиций. Для этого у него существовала целая сеть торговцев наличностью и компаний-пустышек, плюс лабиринт взаимоотношений — от преступного мира до советов крупнейших корпораций. Среди менее известных клиентов Фихте числились иракские политики и афганские полевые командиры, которые доили американские фонды развития, казахский министр нефтяной промышленности, кузен президента, присвоивший десятую часть нефтяных запасов страны, русские олигархи, которые специализировались на наркотиках и проституции, даже колумбийские наркокартели.

Фихте помахал свободной рукой, лавируя в толпе. Его спутники (телохранители, как предполагал Ленник) по-прежнему держались в нескольких шагах позади.

— Сол! — воскликнул Фихте, широко улыбаясь, поставил металлический чемоданчик у его ног и обнял американца. — Всегда приятно видеть тебя, друг мой. И ты проделал столь долгий путь.

— Работа есть работа, — улыбнулся Ленник, пожимая руку банкира.

— Да, мы всего лишь высокооплачиваемые мальчики на побегушках и бухгалтеры богачей. — Банкир пожал плечами. — Стоит им щелкнуть пальцами, как мы срываемся с места. Как твоя очаровательная жена? И дочь? Она все еще в Бостоне, не так ли? Прекрасный город.

— Все хорошо, Иоганн. Спасибо, что спросил. Перейдем к делу?

— Да-да, бизнес прежде всего! — Фихте вздохнул, повернулся к реке. — Американский принцип. Его превосходительство генерал-майор Мабуто посылает тебе наилучшие пожелания.

— Я польщен, — солгал Ленник. — Надеюсь, ты передашь ему их и от меня.

— Разумеется! — Немец-банкир широко улыбнулся. Потом, понизив голос, глядя перед собой, словно следя за маленькой птичкой, которая вдали порхала над Влтавой, продолжил: — Фонды, о которых мы говорим, разделены на четыре части. Первый транш уже на счету в цюрихском банке, готовый для перевода по твоему указанию в любое место. Второй в настоящий момент в эстонском «Балтикбанк». На счету благотворительного фонда, созданного для оплаты продовольствия, закупленного ООН и предназначенного голодающему населению Восточной Африки.