– Иззи, а это те же самые кости? – спросил он.

– Мистер Харпер! – Лицо негра приняло обиженное выражение.

– Ну ладно, забудь, – вздохнул Харпер. – Зря я вздумал с тобой тягаться. За шесть недель я не выиграл еще ни разу. Так что ты хотел сказать, Гас?

– Я хотел сказать, что должен быть другой, более надежный способ получения энергии из…

Но тут их опять прервали. На сей раз нечто весьма соблазнительное в вечернем платье, которое словно стекало с пышной фигуры. Она была молода, лет девятнадцать-двадцать, не больше. Опустившись в кресло, оно промурлыкало:

– Скучаете, мальчики?

– Спасибо за внимание, но мы не скучаем, – терпеливо и вежливо ответил Эриксон. Потом, указав пальцем на одинокую фигуру за столом у другой стены, предложил: – Поди-ка поболтай с Ханнинганом! Видишь, он один.

Существо скосило глаза и недовольно фыркнуло:

– Этот? Он бесполезен. Он так сидит здесь третью неделю. И ни с кем ни словечком не перемолвился. Если хотите знать, он уже тронулся.

– В самом деле? – равнодушно проговорил Эриксон, доставая пятидолларовую бумажку. – Вот, купи себе выпивку. Может быть, мы позовем тебя позднее.

– Спасибо, мальчики! – Деньги исчезли где-то под струящимся платьем, и она встала. – Просто спросите Эдит.

– Ханнинган и в самом деле плох, – согласился Харпер, отметив про себя мрачный взгляд и апатичное выражение лица одинокого посетителя. – И последнее время он жутко нелюдим. Это на него не похоже. Как думаешь, мы должны об этом сообщить?

– Не беспокойся, – ответил Эриксон. – Здесь уже есть соглядатай. Видишь? – Проследив за его взглядом, Харпер узнал доктора Мотта из психологического отдела. Тот сидел в дальнем углу бара и, чтобы не бросаться в глаза, вертел в руках высокий бокал. Со своего места ему было очень удобно наблюдать не только за Ханнинганом, но и за Харпером и Эриксоном.

– Да, ты прав, – пробормотал Харпер. – И он следит за нами тоже. О дьявольщина, почему, когда я вижу кого-нибудь из них, у меня прямо мороз по коже?!

Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.

– Пойдем отсюда, – предложил он. – Закусим где-нибудь в другом месте.

– Пойдем.

У выхода их перехватил сам де Лэнси.

– Вы уходите так рано, джентльмены? – спросил он, и по его голосу можно было догадаться, что после их ухода ему останется только закрыть бар. – Сегодня у нас превосходные омары. Если они вам не понравятся, можете за них не платить. – Он широко улыбнулся.

– Нет, Лэнс, сегодня никаких морепродуктов! – объяснил ему Харпер. – Скажите мне лучше другое: какого черта вы здесь околачиваетесь, зная, что реактор рано или поздно отправит вас к праотцам? Неужели вы не боитесь?

Хозяин бара удивленно вскинул брови:

– Бояться реактора? Да ведь это же мой лучший друг!

– Делает вам деньги, не так ли?

– О, об этом я даже не думаю. – Де Лэнси доверительно наклонился к ним. – Пять лет назад я приехал сюда, чтобы быстро заработать немного денег для семьи, пока рак желудка не прикончит меня. Но у врачей появились новые изотопы, которые вы, джентльмены, создаете в своей Большой Бомбе, они излечили меня, и я вновь живу. Нет, я не боюсь реактора, мы с ним хорошие друзья.

– А что, если он взорвется?

– Господь Бог призовет меня, когда я ему понадоблюсь, – ответил он и быстро перекрестился.

Выйдя из бара, Эриксон тихо сказал Харперу:

– Ты слышал? Вот тебе и ответ. Если бы все инженеры могли бы так же верить, наша работа была бы куда легче.

Но Харпер не был в этом убежден.

– Не думаю, – проворчал он. – Не думаю, чтобы это была вера. Просто недостаток воображения. И знаний.

* * *

Ленц не оправдал самоуверенности Кинга и прибыл только на следующий день. Его внешность несколько разочаровала начальника станции: он представлял себе выдающегося психолога эдаким длинноволосым старцем с черными пронизывающими глазами и в рединготе. Но перед ним предстал невысокий, крепко сколоченный, почти толстый мужчина, который с тем же успехом мог бы сойти за мясника. Маленькие, поросячьи глазки блекло-голубого цвета добродушно посматривали из-под кустистых белесых бровей. Больше на его огромной голове не было ни волоска, даже скошенный обезьяний подбородок был гладким и розовым. Одет он был в мятый костюм из небеленого полотна. И без того немаленький рот Ленца, из которого неизменно торчал длинный мундштук, был постоянно растянут в широкой улыбке, выражавшей бесхитростное удивление перед всем злом, которое творят люди. Он явно получал удовольствие от своей работы.

Кинг обнаружил, что с ним удивительно легко общаться.

По просьбе Ленца Кинг начал с истории вопроса. Начальник станции рассказал о первых атомных электростанциях, созданных после того, как Отто Хан в 1938 году обнаружил деление атомов урана, что открыло путь к атомной энергии. Но это была еще очень узкая тропинка: для того чтобы сделать процесс деления контролируемым и самоподдерживающимся, для того чтобы коммерчески использовать его результаты, – требовалось намного больше знаний, чем те, которыми цивилизованный мир тогда располагал.

В 1938 году запасы очищенного урана-235 во всем мире не превышали объема булавочной головки. О плутонии вообще никто не слышал. Атомная энергия была не более чем заумной теорией, подтвержденной единственным лабораторным экспериментом. Вторая мировая война, Манхэттенский проект и Хиросима изменили ситуацию. В конце 1945 года все предсказатели рассказывали об атомной энергии, почти бесплатной, общедоступной, которая вот-вот появится в каждом доме, буквально через годик-другой.

Ничего этого не произошло. Манхэттенский проект был запущен с единственной целью – создать оружие; инженерия атомной энергетики оставалась делом далекого будущего.

Или даже очень далекого будущего. Урановые реакторы, использовавшиеся для создания атомной бомбы, оказались бесполезны для коммерческой энергетики: они изначально были задуманы так, чтобы избавляться от энергии как бесполезного побочного продукта, и в их конструкцию невозможно было внести изменения, чтобы они собирали энергию и оставались при этом работоспособными. Конечно, на бумаге можно было нарисовать дешевый и экономически целесообразный реактор, но у такого проекта были две серьезные проблемы. Во-первых, этот реактор, чтобы обеспечить самоокупаемость, должен был вырабатывать энергию с такой мощностью, с какой не справлялся ни один известный способ поглощения и трансформации энергии.

Эта проблема была решена в первую очередь. Модификация энергетических панелей Дугласа—Мартин, первоначально предназначенных для преобразования лучистой энергии Солнца (которое само по себе природный атомный реактор) непосредственно в электрическую энергию, была использована для поглощения лучистой энергии, возникавшей при делении урана, и ее трансформации в электрический ток.