Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда немного успокаиваюсь, заходим во внутренний дворик замка. Первое, на что падает взгляд — каменный колодец. Изначально в первой половине 16-го века замок строили как форт для обороны Марселя от атак с моря — так читает Дан по своей мятой бумажке — но он оказался непригоден для обороны. Стены сложили не по правилам, на скорую руку, из непрочного камня. И спроектировали так, что отражать атаки неприятеля попросту неудобно. К счастью, нападению он никогда не подвергался и в конце того же 16-го века стал государственной тюрьмой. Сажали сюда, конечно, не простых воришек, а особо опасных преступников, прежде всего политических, а также отъявленных мерзавцев и злодеев. Сбежать из тюрьмы было практически невозможно. Если бы пленнику и удалось выбраться из каменной камеры, закрытой решётками, добраться до города почти наверняка помешали бы острые скалы и сильное течение.
Камеры расположены на двух уровнях. На нижнем не было окон, света и даже вентиляции. Зимой было холодно, а летом ужасающе душно. В эти камеры попадали бедняки. А вот богатым арестантам предлагали камеры покомфортнее — в верхней части замка. За определённую плату им можно было общаться, прогуливаться по террасе и даже принимать гостей.
Над входом в каждую камеру прикреплена табличка, которая гласит, кто в ней был заточен. Они нам неинтересны, кроме двух: «камера аббата Фариа» и «камера Эдмона Дантеса». Обоих, разумеется, на самом деле не существовало. Но здесь все по Дюма: в темное, как и все камеры нижнего уровня, узилище Дантеса из одиночки аббата Фариа ведет лаз. А еще в глубине камеры на экране телевизора показывают сцену встречи героев из французского фильма про графа Монте-Кристо.
Еще в одной из камер нижнего яруса устроен для туристов аттракцион, приносящий сомнительное удовольствие. Если встать в определенное место у входа, можно увидеть на экране себя «заточённым» в каземате замка Иф.
Поднимаемся на верхний уровень. Туристов, осматривающих тюрьму, и так немного, а на верхнем ярусе мы и вовсе оказываемся одни. Здесь гораздо светлее, камеры просторнее, с каминами. Зарешеченные окна смотрят на море, на Марсель. Двери для удобства осмотра и лучшей освещенности сняты. Лишь одна камера, в которую мы заходим, с тяжелой деревянной дверью, и Дан не брезгует тут же этим воспользоваться. Пока я рассматриваю камин, он плотно притворяет дверь, и я оказываюсь узницей тюремной одиночки. Хватает нескольких секунд, чтобы все мое существо охватил леденящий ужас.
Бешено колочу кулаками в дверь, которую Дан сразу открывает, и обрушиваю удары с той же силой ему на грудь.
— Никогда со мной так не шути!
Он не успевает убрать с лица усмешку, но мгновенно понимает, что мне было по-настоящему жутко.
— Ну, ну, успокойся, не буду, — неубедительно обещает он и… нежно обнимает за плечи.
И как это понимать? «Ты забыл, что у нас развод?», — вертится у меня на языке, но предпочитаю смолчать.
Поднимаемся на смотровую площадку башни, и ощущение только что испытанного страха рассеивается, как дым. С этой высоты вид на Марсель просто потрясающий.
Город растянулся вдоль берега на многие километры. Дома, большие и маленькие, словно пытаются вскарабкаться на холмы; была в нашем детстве игра в «царя горы». Но неизменным победителем остается Нотр-Дам-де-ла-Гард. Храм возвышается над городом, а почти неразличимая с этого расстояния Дева Мария, кажется золотистой булавочной головкой на вершине стремящейся к небу колокольни. Синеву залива бороздят парусники и маленькие моторные лодочки. В воздухе кружат чайки, опускаются на остров и выпрашивают еду у туристов.
Покидаем замок Иф, садимся на катер. Он идет по круговому маршруту и отправляется к Фриульским островам. Загружает на борт утомленных солнцем любителей пляжного отдыха и уже после этого возвращается в Марсель.
За всю тридцатиминутную прогулку Дан не произносит ни слова, но как только мы сходим на берег, негромко, но выразительно заявляет:
— Жрать хочу, как тысяча чертей!
Резкая фраза вызывает у меня улыбку. Нервную, видимо. Если бы я знала, что вместо французского ресторана попаду в тюрьму, захватила бы пару гамбургеров и фрукты со шведского стола. А теперь что делать?
Такой выход из положения может найти только Дан. В столице Прованса, в городе, славящемся своей высокой кухней, он идет… в Макдоналдс. Я от предложения перекусить отказываюсь, говоря, что берегу аппетит, но на язык так и просится слово «кощунство».
Пока Дан на ходу жует бургер, мы бредем по старому порту и осматриваем чудны́е современные арт-объекты: керамическую арку, похожую на узкий горбатый мостик, фигуры животных, стоящих на длинных тонких ногах-ходулях.
Без труда находим остановку шаттл-баса и уже через полчаса возвращаемся на корабль.
Первым делом, конечно, идем обедать, и тут меня ждет сюрприз. Награда за мое терпение. У одной из супниц стоит табличка, на которой я не без труда, поскольку написано латиницей, различаю слово «буйабес».
Конечно, суп почти остыл, и готовили его не французские повара, но все же это, безусловно, подарок.
Дан, разумеется, не может удержаться от скептического замечания в адрес знаменитого национального блюда:
— Обыкновенный рыбный суп.
Да, это не амброзия, но безусловно самый вкусный рыбный суп, который я когда-либо пробовала.
После позднего обеда немного гуляем по палубе, смотрим на удаляющийся французский берег. Завтра будем уже в Испании, в Барселоне. Дан рвется в бассейн, а я решаю остаться в каюте. Сегодня торжественный вечер — капитанский ужин, и до него осталось меньше двух часов. Хочу отдохнуть, не торопясь нанести макияж и одеться. Хочу выглядеть прилично, не королевой, так хотя бы фрейлиной.
Глава 20. Еще Марсель
Татьяна
Дан возвращается в каюту за каких-то пятнадцать минут до начала капитанского ужина. Я уже нервничаю. Начинаю привычно его пилить, но он не реагирует ни словом, ни взглядом, словно меня и вовсе нет, собирается быстро, и без двух минут семь мы оказываемся у дверей ресторана.
По пути к столику я отвлекаюсь, разглядываю наших артистов и пропускаю нужный момент. Мы садимся так же, как вчера, а я предпочла бы поменяться местами, чтобы Дан не сидел рядом с Викой. Они и вчера о чем-то шептались, а сегодня на экскурсии улыбались друг другу, словно давние знакомые.
Нет, я не ревную, просто Вике нужно замуж. У нее на лбу неоновая вывеска горит. А из Дана какой жених?
Сегодня они снова негромко переговариваются, за общим гулом