Потом ей рассказали, что Маурисио с внуком подхватили ее, как перышко, и положили на заднее сиденье его машины. Доктор в отделении неотложной помощи сказал, что у нее обезвоживание, и очнулась Хиба под капельницей. Найти вену на внутренней стороне руки не удалось, ее проткнули с внешней стороны и начали накачивать калориями.

Ситс и сидо сидели с ней в палате и смотрели в их общий мобильник. Старый кнопочный аппарат, где нужную букву можно было найти, только несколько раз нажав на клавишу. Когда они вышли из палаты пообщаться с врачом, телефон остался на столике, Хиба дотянулась до него свободной рукой и прочла сообщения.

Она больна. Приезжай.

Она постоянно так делает.

Ты ей нужна.

Нарочно разыгрывает драму. Если мы приедем, она поймет, что победила.

Харам.

Она просто хочет внимания.

И она его заслуживает.

Мама и бабá так и не приехали.

Зато прислали Мину.

Мина, более молодая и менее пластиковая версия мамы, вплыла в палату в узких джинсах, расшитых сандалиях и с дорогой сумкой в руках. Летом она ездила в Бейрут с двоюродными сестрами и там сделала татуаж бровей. Хибу они с собой не позвали. По своей воле Мина ни за что бы с ней не дружила. И наверняка была уверена, что и Хиба дружит с ней по обязанности. Еще и досадовала, что в сестры ей досталась депрессивная идиотка.

– Врач говорит, ты слишком мало весишь. – Мина присела на краешек стула. – Пообещай, что начнешь есть больше, и тебя отпустят.

– Хорошо. Ладно.

– Только так, чтоб они поверили.

– Угу. – Она сегодня слишком устала, чтобы спорить с Миной. А может, и не только сегодня.

Сестра заметила на полу потертую виниловую сумочку.

– Это чья? Ситс?

– Они с сидо решили пройтись. Каждое утро приезжают в восемь и весь день со мной сидят.

Заметив холодильник на колесиках, Мина глянула на Хибу.

– Они приносят свою еду, – объяснила она. – Та, что продают в кафетерии, им не нравится.

– Можно же в «Убере» заказать. Или в «Грабхаб».

– Мина, у них кнопочный телефон.

– Срань господня, – захихикала Мина. – И как только ты с ними живешь?

– Да нормальные они. – Хиба вдруг разозлилась.

– Хиба, ты такая странная. – Мина порезала на стуле. – Могла бы давно вернуться домой. Мама с бабá не сердятся. Им просто неловко.

– Понятно. Хорошо.

– Да и то больше маме. Бабá за тебя переживает и хочет, чтобы ты вернулась.

Брови у Мины были похожи на два меча, которые вот-вот скрестятся в бою. Лицо все в праймере, контурный макияж, аккуратно подведенные губы – сущее чудовище. Клоун из кошмарного сна.

Наклонившись поближе к Хибе, она сказала:

– Слушай, ну был у тебя парень. А потом кинул. Пипец, трагедия.

– Для меня трагедия. – Глядя на наманикюренные ручки Мины, она вспомнила, как Даниэль касался пальцами ее талии.

– Забей и живи дальше.

Как бы Хибе хотелось, чтобы больничная койка проглотила ее или сложилась пополам и разломила надвое.

– Но есть и хорошие новости, верно? Ты похудела. А это здорово! Главное, не переборщи.

Пальцы на той руке, где тонкую кожу пронзала игла, были похожи на толстых червей, которых ей как-то пришлось резать на лабораторной. Впервые она поняла, что толстая, в старших классах. Мягкие складочки у подмышек уже не казались милыми. А вываливающаяся из джинсов задница теперь означала, что ты свинья. Есть при других девочках было просто ужасно. Они все сидели на диетах и никогда не чувствовали голода. Как-то она съела полсэндвича, а потом еще пакет чипсов и заработала прозвище Хиба-Глыба. Так ее и дразнили до выпускного.

Но в колледже можно было начать все сначала. Летом она неплохо скинула и первый курс начала в хорошей форме. И как раз такая, максимально стройная и подтянутая, и познакомилась с Даниэлем. Правда, трахнув ее в комнате общаги (Дженни ждала в соседней, и, кстати, для Хибы это был первый раз), он провел пальцами по ее животу и сказал:

– Нужно за собой следить.

Она честно пыталась. Ведь так хотелось, чтобы парень вроде Даниэля обнимал ее за талию в холле на глазах у всех и целовал, никого не стесняясь. Впервые на нее стали смотреть не просто как на смуглую кудрявую девчонку, у которой разве что домашку можно списать. Она стала личностью. Стала девушкой Даниэля. И не желала это терять.

Однажды утром он ушел от нее, а после занятий она увидела в его «Снэпчате» снимок своего голого зада. Даниэль так и не позвонил, не извинился. В общаге неделю обсуждали, кто бы это мог быть. Дженни спросила, не она ли это, и Хиба ответила, нет, не она. Впрочем, оказалось, что кроме нее у Даниэля было еще две подружки, так что никто ни о чем не догадался. А самое жалкое, самое жалкое, думала она как раз перед тем, как сорвалась и наглоталась колес, что она чуть ли не обрадовалась, потому что на этом снимке задница у нее выглядела еще относительно стройной. Даже с ямочками, вроде тех, что показываются у худышек, когда чуть сползают джинсы. Очнувшись в больнице, она отказалась ехать домой к родителям. А мама, можно сказать, вздохнула с облегчением.

– Мама говорит, хочешь вернуться домой – пожалуйста. Она все равно всем сказала, что ты поехала на йога-ретрит.

Хиба решила, раз кровать не пошла ей навстречу, не стала ее глотать, она исчезнет сама. Она уже делала так раньше, когда девчонки обсуждали ее зад или когда мама цокала языком, видя, что она берет добавку за ужином.

– Боже, когда она идет, жопа колышется, как желе.

– Хиба, ты точно хочешь еще? Потом придется час на эллипсоиде бегать.

В такие моменты она пряталась в молчание. Вот и сейчас представила, что сидит в своем старом худи на маленьком заднем дворе под кривой яблоней и пьет сваренный ситс кофе. А может, она сама и есть яблоня, прорастает сквозь шины и ускользает в землю. И слова Мины ее не трогают. Сестра все трещала, пыталась склонить ее к компромиссу, но Хиба не отвечала, и в итоге она покачала головой и ушла.

Ситс, вернувшись, понюхала воздух.

– Кто приходил? Мама?

– Мина.

– Чувствую, духами пахнет. – Бабушка закашлялась. – Она что, весь пузырек на себя вылила?

Хиба все молчала и лишь сжимала свои толстые пальцы, чтобы кожа на тыльной стороне ладони натягивалась до боли.

– Бахвальством воняет, – пробормотала ситс по-арабски и