Только теперь Олег разглядел своих похитителей как следует. «Семеро смелых» не были смуглы от природы, просто загорели на солнце дочерна. Двигались они резко и выверенно, как опытные воины, но замечалась и чисто гражданская расхлябанность. Мужчинки ходили в засаленных халатах, головы были обмотаны чалмами по-шиитски – в двенадцать оборотов, на ногах красовались мягкие чувяки из сафьяна, а вот мечи, заткнутые за пояс, чудились предметами чужеродными. Скорее всего, мужчинки привыкли к иному оружию. К луку и стрелам, например.

Олега усадили на коня и крепко привязали к седлу. Повод держал в руке один из мужчинок, которого все прочие звали Джавдетом. Джавдет хищно улыбнулся, демонстрируя кривые желтые зубы, и с ловкостью опытного наездника вскочил в седло. Глухо свистнув, он поскакал, таща за собою коня с Олегом.

Семерка, глухо топоча, поспешила скрыться из опасных мест. Мужчинки двигались по краю тугаев, пригибаясь к шеям коней, почти незаметные за буйными зарослями бурьяна.

Они скакали по своим следам, держа путь на восток. Полутролль оглянулся назад, но ничего и никого не заметил – даже тени не промелькнуло.

«Вот влип!» – мелькнуло у Сухова. Он еще подумал, что семеро похитителей долго следили за лодьями, поднимавшимися по реке, но эмоции смыли мысли, а самым сильным чувством, переполнившим Олега, была ярость, настоящая злоба. Хотелось душить этих вонючек, кромсать, пускать грязную кровь. Но ремни, туго стягивавшие руки и ноги, не поддавались – бывшие пастухи умели крепко затягивать узлы.

Обогнув густую рощу из низеньких, тонкоствольных топольков, похитители выехали к своему лагерю. На небольшой возвышенности стояли шатры из черного войлока, а рядом паслись верблюды, уже нагруженные – огромные плетеные корзины свисали по обоим бокам животных.

Завидев приближающихся мужчинок, в лагере забегали, кинулись снимать шатры и грузить все хозяйство на лохматых лошадок степной породы. Когда семерка вместе с Олегом въехала на территорию лагеря, караван был готов двигаться в путь.

Толстый, но весьма подвижный караван-баши подкатился к Джавдету, оглядел Олега и расплылся в кровожадной усмешечке.

– Вай, молодец! – пропел он и оглянулся, резко меняя интонацию на повелительную: – Масуд! Пересади нашу добычу на Ушастого. Тахир, оставь барабан в покое, все и так уже собрались. Или ты хочешь подать знак неверным?

Перепуганный Тахир отдернул руки от барабана, чей бой обычно сзывал отъезжающих, а трубу повесил на плечо, касаясь ее осторожно, словно та сама могла затрубить.

– А ну, – грозно нахмурил брови караванщик, поднимая лицо к Сухову, – отвечай! Сколько вас? Куда вы идете? Кому хотите принести смерть и разорение? Ну?!

Олег глянул на него сверху и выцедил по-русски:

– Да пошел ты...

– Он по-нашему не понимает, – сделал вывод Джавдет, крутившийся рядом.

– Ладно, свезем поганого шаху, там его живо разговорят! Хо-хо!

Караван-баши вразвалочку подбежал к головному верблюду из сильной породы нар и снял с его шеи медный колокол. Один из семерки лишил колокола замыкающего верблюда из породы лук. Вскорости без колокольчиков и бубенцов остались все одногорбые и двугорбые корабли пустыни. На одного такого пересадили Олега – верблюд повернул к нему свою голову с надменно выпяченной губой и фыркнул презрительно.

– Выходим! – заметался караван-баши. – Выходим!

И караван двинулся в путь. Семеро, пленившие Олега, оказались погонщиками. Каждый из них собирал звено из трех-четырех верблюдов и вел их, составляя цепь каравана. Между звеньями ехала охрана верхом на конях и путники на скрипящих арбах.

Сидеть на верблюде было удобно, но езда была непривычна и утомительна – приходилось сильно раскачиваться вперед и назад, попадая в такт размеренному шагу горбатого «грузовика».

Олег ехал и молил небо, чтобы варяги не спасли его именно сейчас, в этом унизительном положении. Иначе как его станут называть? Явно не Полутроллем...

Сухов приглядывался и прислушивался, узнавая своих врагов по именам. Вязали его косой Юнус и Махсум с отрезанными мочками ушей, Усман со шрамом, рассекавшим бровь на две мохнатки, хромоватый Хафиз, Фахриддин с бородой, как у Старика Хоттабыча, и этот... в изначально белом яктаке, халате-безрукавке... как его...

– Али Джафар! – сердито позвал караван-баши мужчинку в яктаке. – Не отставай!

«Али Джафар! – удовлетворенно подумал Сухов. – Буду знать...»

Караван двигался без устали, погонщики торопили верблюдов, горбачи возмущенно ревели, но ходу прибавляли. К ночи животные отшагали верст тридцать, а тут как раз и селеньице объявилось – плоскокрышее скопище домиков-кубиков. На тускнеющем фоне заката выделялись лишь веретена кипарисов да одинокий минарет. В стороне расположился рабат – караван-сарай, укрепленный стеной с башнями по углам. Впрочем, Сухов заметил всего лишь одного наемника-сарбаза в шлеме и в широких шароварах, ниспадающих на сапоги. Воин выглядел осанистым и черевистым – видать, служба при караван-сарае была не пыльной, но хлебной.

Сарайбон, смотритель постоялого двора, сам вышел встречать «драгоценных гостей» и велел разместить их в лучших покоях.

Олега, полумертвого от усталости, грубо стащили с верблюда, отволокли и бросили в комнатке-келье, на груде прелой соломы.

Скоро спина болеть перестала – почти, но вот ремни по-прежнему впивались в запястья и щиколотки, возбуждая новые позывы резать и бить.

После вечерней молитвы никто не тревожил Сухова. Потом за стеной послышались два голоса – грубый, принадлежащий его стражу, и высокий женский.

Сухо брякнула деревянная щеколда, дверь открылась наполовину, чтобы пропустить внутрь хрупкую женщину-каниз, здешнюю невольницу. В одной руке каниз держала тусклый масляный фонарь, другой поддерживала деревянное блюдо с двумя плошками – с пловом, лишенным признаков мяса, и чалом, кислым напитком из верблюжьего молока.

Олег почувствовал лютый голод. Он сел и прислонился к стене, понимая, что рук ему не развяжут.

– Отведай, – тихо сказала женщина, поднося к его губам плошку с рисом, сдобренным подливкой.

– Сначала пить, – мотнул головой Олег.

– Ты знаешь наш язык?! – изумилась каниз.

Сухов не ответил, он приник к щербатому краю протянутой плошки с чалом и выхлебал шибающий в нос, щиплющий язык напиток. Олег не слишком беспокоился насчет того, что его лингвистические способности раскрыты. Вряд ли невольница побежит докладывать об этом, да и кто станет ее слушать?

Каниз брала рис комочками и пальцами вкладывала Олегу в рот, тому оставалось только пережевывать.

– Как зовут тебя? – спросил он, слегка насытившись.

– Шамсия.

– Принеси мне нож, Шамсия, и мы с тобой станем свободными. А тебе я подарю весь караван с грузом. Кстати, что везут верблюды?