серебром прядями, но по-прежнему доброе. Он давно привык к Марте и если и бурчал, то на это мало кто обращал внимание.

– Твою да через телегу, – лишь выплюнул мужчина и, поставив ведро у калитки, скрылся в доме. Не доставляли ему особенной радости воспоминания об обломанной пике и озверевшей груде металла, что неслась, вскрывая землю копытами.

С каким-то неприятно мягким чавканьем дерево вошло тогда в грудину зверя, между пятен и чуть левее металлической пластины. Придавило ржание, обратив его в хрип, поднявшийся вместе с кровавой пеной. Непонятный хруст, то ли кости, то ли дерева, и, встав на дыбы, конь повалился набок, давя наездника и пеших, которым не посчастливилось оказаться не под тем «лоснящимся» боком.

Шрам словно ещё пульсировал под подушечками пальцев. Три нескончаемых года «заботы», после которых его выкинули как материал уже ни на что негодный. Скрипнув, дверь захлопнулась.

– Ну как же, ждали! Давно уж как ждём! – принял гостя с распростёртыми объятьями Брис.

Натянувшись, поводья из выделанной грубой кожи заставили благородное животное остановиться. Стремена заскрипели, когда, чуть изменив центр тяжести, рыцарь повернулся телом. Улыбка его оказалась ничуть не менее благородной, чем прочее, и янтарная, с серебряными нитями, бородка лишь усилила это впечатление.

– Имя моё сэр Ланц Речной, и я прибыл по личной просьбе градоправителя Арлема лорда Генуи Жака де Воражины, дабы избавить земли эти от твари, что в них завелась, – произнёс сэр Ланц чуть певучим тоном.

Высокий стиль, а среди деревенских, увы, не нашлось бы и десятка его ценителей.

– Гай!

Резкий и совершенно иной по настроению, выкрик заставил оруженосца вздрогнуть. Никуда не спеша, и даже скорее нарочито ленясь, совершенно обыкновенный юноша сполз со своей совершенно обыкновенной лошади и, взяв беспокоящееся животное (не своё, само собой) под уздцы, похлопал его по шее. Ноздри коня раздулись, а кисточки на кончиках ушей задрожали, будто прислушиваясь к хищнику, что притаился где-то в зарослях терновника. Вытянувшись, мягкие губы приняли с ладони юноши хрустящий сухарик.

Рыцарю спуститься было куда сложнее, и дело здесь не в беспокойстве животного. Ноги коня стояли будто вколоченные. Он был могуч. Был статен и высок. Даже чересчур высок, если вдуматься. Обременённый не одним фунтом металла на руках и ногах, сэр Ланц был просто вынужден не спрыгнуть, а сползти по боку. Наплечники не дали ему свести руки, а кираса сковала спину. Старая еловая шишка и поседевшая хвоя хрустнули под тяжёлым сапогом.

Сняв шлем, сэр Ланц, не отдавая себе отчёта, поправил низкий плюмаж из белых, но пышных, будто бы застывших в воздушные спирали, перьев.

– Мне думается, вам нужно поделиться тем, что мне не ведомо.

– Тут? – осведомился мельник, и на лице его возникло лёгкое непонимание. Оно же возникло и на лике рыцаря, не просто которому было понять здешних мужланов.

Рука Гая вновь отправилась в боковой карман, и сухарь хрустнул, разламываясь на коренных коня.

– Я бы не отказался с вами отобедать, – всё так же пропел сэр Ланц, и немного погодя добавил: – Мясо пришлось бы кстати, перед битвой с драконом.

«Рыцари не монахи и едят мясо», – подумала Зое, и эта истина показалась ей странной.

Курицы не хватило бы, так что, не тратя впустую птичью жизнь, сразу закололи кабанчика, которого по такому случаю пожаловал свинопас. Даже удивительно. Мясо в обычный, непраздничный день. Зое не могла этого понять.

Рыцарь ел, а остальные сидели вокруг, дожидаясь пока уставший с дороги дворянин позволит им поделиться бедой, что здесь приключилась. Свиные ноги с боками были ободраны сразу же, а вот уши сэр предпочёл посмаковать. Хрустящие хрящики, пяточек и язык, которые были отделены и лишь после сгрызены, и проглочены вместе с рассказом Зое.

– Да, это дракон, – наконец закончив трапезу, объявил рыцарь, и все содрогнулись, будто он мог сказать нечто иное. – Хотя и странно в меру, ведь дракон, известно, приходит сверху, а этот из-под вод.

– Что? – свёл кустистые брови мельник, и Бод по левую руку его беззаботно вгрызся в очередную горбушку, будто и не беспокоило его ничуть происходящее.

– Летают они всё больше. Из-под воды, наверно, тоже могут напасть, но это всё больше привилегия змеев, что жрут людей куда южнее. В солёных они водах, а не в пресных, – с лёгким раздражением повторил проще сэр. – Кора на деревьях поободрана?

Вопрос застал деревенских врасплох. Многие не знали, что и ответить, но, быстро сориентировавшись, обратились к Коуму, – лесорубу, что завсегда пять дней в восъмицу обходил округу в поисках сухостоя. Тому внимание дворянина не слишком-то польстило.

– Ну как же, видал. Зимний погрыз лося, и медведь когти чешет. Много где и что ободрано, а кем чёрт его разберёт.

– Три глубокие продольные полосы, рассекающие кору и дерево на три кольца, – незамедлительно последовало уточненье.

Лицо Ивеса было черно, точно сажа, и в сторону сэра Ланца он даже не смотрел.

«Это удивительно, – подумала Зое и, не успев поразиться собственным мыслям, добавила: – Разве может человек знать так много?» Рыцарь для неё уже носил невидимый венец, и с каждой минутой впечатление это лишь усиливалось.

Коум, уже поднабравшись, скорчил задумчивую рожицу, отчего лицо его сделалось неожиданно весёлым, а куцая чёрная бородёнка стала топорщиться, точно ёж.

– Да нет, – многозначительно повёл он указательным пальцем. – Хотя может быть. Не знаю. Мне б свалить да закончить, а рассматривать уж, что там подо мхом, это извините.

– Уж извините, – сквозь зубы пробурчал Ивес, и лицо его стало ещё темнее. Хозяин дома вообще бы вышел, если б вторая ипостась характера не заставила следить за целостностью посуды. Рыцарь он уедет, а Ивесу за этим столом ещё сидеть и есть. Надо же знать, с кого после за ущерб требовать.

Сэр Ланц всё глаголил и глаголил, а Зое всё больше восхищалась. Это ж надо, столько знать.

Хрустя мягким ухом, дворянин рассказывал про зверя с Колючего хребта, что по сей день жрал путников, оставляя подобные метки не только на деревьях, но и на камнях. Поведал множество захватывающих подробностей «кровавого дождя» близ Стража. И про огнедышащего Алого зверя, дважды виденного возле Чаекрылых холмов. Их зверь, кстати, тоже был алым, так что всё возможно.

– Много в них жара, а потому, если