Скоро это золото упадет на весы европейской политики — даже не оно само, а факт его наличия, может здорово поменять расклады. Хотя на самом деле их поменяет скорость. Капитан забился на три тысячи реалов, что мы дойдем до Испании за тридцать пять дней, не более. Он влюблен в свой новый корабль, и «Сан-Исабель» отвечает взаимностью. Завтра начнется первая гонка за не учрежденной еще «Голубой лентой». А Урок Кзинов[21]гласит: любой привод является оружием. Поучим?

Лето 1792 года. Калифорния. Ирина.

Я сидела на веранде домика, у стола, на табурете с резными ножками, и аккуратно кроила редкую в здешних краях плюшевую ткань (остаток обивки детского сиденья из автобуса американских «попаданок») по выкройке мягкой игрушки-паучка. Изделие шилось для самых маленьких учеников школы — скорее там была средняя группа детского садика плюс несколько «приготовишек» из индейцев.

На столешнице были разложены уже выкроенные детали — восемь полосочек для лапок, еще восемь, поменьше — для тапочек-носочков на лапки, большая круглая деталь — туловище, и сейчас выкраивалась круглая голова. На очереди были глазки из белого полотна и больших темных бусин. Отдельно лежала светло-коричневая, скорее даже рыженькая бахрома — для челки паучку. К ножкам прилагалась мягкая толстая медная проволока, а набивкой должна была послужить овечья шерсть с небольшим количеством душистых травок.

Отмотав немного ниток, вдела в иголку и стала сшивать выкроенную ткань по краю, с отступом-прибавкой. Потихоньку, полегоньку — так были сшиты выкройки всех ножек, вывернуты наружу, заполнены набивкой и в каждую лапку вставлено по медной проволочке. Зашивать до конца не стала. Затем проделала то же самое с тапочками для насекомого, с головой и туловищем. При этом по бокам туловища были оставлены незашитыми разрезы для лапок.

Теперь оставалось вшить лапки в туловище — каждая лапка вшивалась осторожно, потайным швом. На все это ушло не меньше получаса времени. Ножки забавно торчали во все стороны из тельца под разными углами. На каждую лапку был пришит смешной носочек-булочка.

Наконец, к туловищу была пришита голова, к которой в самый последний момент, передумав, я-«мастерица» пришила тут же вырезанное из светло-бежевой ткани «личико», на которое, в свою очередь, нашила лукаво «изогнутые» глазки и зрачки-бусинки. Самой последней была пришита «челка», разместившаяся на полпальца выше глазок, и вышит весело ухмыляющийся красный ротик.

«Паучок вышел на славу, отдадим его самому храброму из всех! — решила я, вставая из-за стола и начиная на нем прибираться. — Теперь можно и чаек пойти попить… А потом, попозже, из других тканей, пошьем и остальных зверушек — и Кита, и божью коровку, и других всяких-разных».

Тем же вечером мы, с помощью одной из мам, раздавали игрушки детям в учебной комнате. Особенно ребятишкам нравились плюшевые медвежата и толстенький Кит с белыми боками и синими глазами, вышитыми прямо на ткани. У девочек спросом пользовалась мягкая кукла Анютка, с волосами из толстых рыжих ниток и в красном сарафанчике. Паучка брать почему-то никто не хотел.

— Придется его у себя оставить, — вздохнула я. — Ну, никто его не берет! А он вышел такой лапочка…

Тут меня кто-то подергал за штаны. Взглянув вниз, обнаружила очаровательного белобрысого зеленоглазого малыша.

— Ты кто? Как тебя зовут? — интересуюсь, присаживаясь напротив мальчишки на низенькую лавочку.

— Джонни, — отвечают мне, внимательно притом разглядывая паучка в моих руках.

— Хочешь паучу, Джонни?

— Ага! — кивает головой.

— Не боишься его, а?

— Не-е… — мотает головой из стороны в сторону.

— А почему?

— Он добрый, улыбается! — И тянет ручку к игрушке.

— Хорошо, держи! — Вручаю малышу долгожданного паучка. — Назови его сам!

— Он будет… Тэм! Как в балладе! — Восторженный взгляд поверх спинки игрушки, и мальчуган убегает, прижимая ее к себе. Хвастаться перед другими мальчишками своей «добычей».

Ну вот, все игрушки пристроены, малыши рады. Гвалт в комнате потихоньку стихает. Скоро придут родители, забирать детей по домам. Думаю, разговоров на этот вечер у всех будет достаточно…

— Хорошо игрушки разошлись, а, Катя?

— В следующий раз надо будет сделать деревянные, наверно… Мальчишкам нужны кубики и прочие конструкторы, а девочкам надо бы пупсов сделать — они немного практичней мягких кукол.

— А попросим-ка мы наших столяров-плотников нам в этом пособить?! — лукаво улыбаюсь. — Не только мы одни должны ребятишкам помогать…

— Верно, другие тоже пусть озадачиваются. Пошли, заглянем к нашим столярам. Только по дороге к художнику, этому индейцу.

— Зачем?

— Ты вот сказала про кубики. А знаешь, что мы совершенно забыли? — Катя вопросительно смотрит на меня и тут же сама отвечает: — Кубики с картинками и буквами! Алфавит по ним гораздо быстрее учить. Вот только буквы…

— А что тут не так? — спрашиваю.

— Надо же русские, английские, испанские. А еще ведь индейский. Их же вообще тут несколько наречий. И есть ли вообще в их языках буквы?

— Тогда спросим у самих индейцев. А потом в ноутах проверим, у нас с тобой еще на этой неделе лимит пользования техникой со склада «А» не использован. А вечером приходи к нам на чай. Мне Сергей обещал какую-то выпечку национальную сготовить…

Выхожу неспешно на полянку —

Волк в кусты, его как будто нет.

Шапочка надета наизнанку.

Я сегодня Голубой Берет.

Из Интернета XXI века

Июль 1792 года. Недалеко от побережья Англии. Артем Рыбаков.

Полтора месяца выматывающего душу плавания через Атлантику на какой-то лоханке до Амстердама. Ну и что, если Клим говорил, будто это корыто лучшее из имеющихся в распоряжении Генерал-капитана?

И выделить его для нас стоило громадных трудов по убалтыванию местных чиновников, а наш золотой запас уменьшился на изрядную сумму. Пусть отдельная каюта для Марины по местным меркам и представляется верхом роскоши. Мы же спали в три смены, и никого не волнует, что ты не вошел еще в ритм плавания, вместо сна торчал на мостике, а только собрался покемарить — «Бац! Вторая смена». Если уж совсем невтерпеж, ищи свободный гамак в провонявшем матросском кубрике. Капитана, естественно, перед рейсом стимулировали, но ронять свой престиж «первого после бога» перед командой ни один нормальный мореход ради пассажиров не будет. Да еще испанец, все имена которого с одного раза не запомнить.

Ладно, что там вспоминать, доплыли, и хорошо. Обошлось без штормов, только разок полдня нас слегка потрепало. На мой неискушенный взгляд — совершенно безобидно, даже слегка романтично все выглядело. Почти как в кино, кроме морской болезни, вдруг решившей испытать меня на прочность. Вспомнилась старая прибаутка про Нельсона и непременное парусиновое ведро на его мостике. Старпом еще удивлялся: мол, а чем уж таким знаменит Гораций? Моряк хороший, но больше известен своими походами против контрабандистов да изрядным числом врагов среди лондонских чиновников, которым попортил коммерцию. Решил отделаться общими словами, дескать, такой принципиальный и храбрый человек наверняка успеет совершить что-то героическое. Дон Сальваторе только хмыкнул и предпочел не продолжать разговор.