хотим отныне быть вместе навсегда. Мы больше не хотим обманывать тебя, скрывать свои чувства. Можешь подавать на развод, я не буду отсуживать ребенка. Я готов и дальше заботиться о нем. Андрей».

Андрей смотрел на экран, но уже не видел его. Он застыл, как статуя, но мысли судорожно метались в голове.

«Боже! И Марина это прочла! Что она подумала обо мне? Она же не знает, что письмо писал не я. Да она, наверное, уже подала на развод. Я ее потерял навсегда. И ее и Сашу. Что же делать? Надо что-то сделать, надо с ней поговорить! Нет, она не захочет. Конечно, после такого письма! Просто – нож в сердце. Эта Анфиса, маленькая дрянь, пустышка и кокетка, обвела меня вокруг пальца! Облапошила, как мальчишку! Она специально не дала мне отключить почту, чтобы послать эту гадость, как только я засну. Какая дрянь! Нет, где были мои глаза?»

Андрей с трудом перевел взгляд на Анфису. Как он мог польститься на эту размалеванную вертихвостку, отвратительно вызывающе одетую? Ее круглый красный рот – это рот пиявки, которая сумела присосаться к нему. Как противно шевелятся ее губы!

– Вот видишь, Андрюша, я ей все объяснила. Теперь мы в Москве сразу можем пойти к моим родителям. Хорошо получилось?

– Пошла вон, – тихим бесцветным голосом сказал Андрей.

– Что? – Не расслышала Анфиса.

– Убирайся! – Рявкнул он и вскочил, опрокинув стул. Он готов был сейчас придушить эту стерву или швырнуть в нее чем-нибудь тяжелым.

До Анфисы, наконец, дошло его состояние, она с визгом бросилась из номера.

* * *

Какая полная луна! Я иду по парку в белом свадебном платье. Все контрастное: белый свет, черные тени деревьев и кустов. Внизу под обрывом блестит река. Я наклоняюсь, но не видно ни тропинки, ни лестницы. «Валя, – спрашиваю я у брата, уверенная, что он подошел и стоит рядом, – как мне спуститься к речке?» Брат молча берет меня за руку и легко взлетает над обрывом. Как две белые птицы мы парим на огромной высоте над плоской землей, держась за руки: он в белом костюме, я в белом платье. Потом начинаем снижаться, сначала плавно, потом все быстрей. Серебряная ниточка реки стремительно приближается. Вокруг нее – непроглядная лохматая чернота кустов. В них притаился кто-то злобный, я вижу черную человеческую фигуру. Я хочу отвернуть в сторону, но Валя тянет меня в другую, наши руки разжимаются, и я теряю его из виду. «Как я смогу летать без него!» – пугаюсь я, но сразу понимаю, что это просто сон. Я стараюсь замедлить свое падение и – о чудо! – это мне удается. Я приземляюсь на ноги с легким толчком, слабее, чем при прыжке с парашютом. Я довольна. Но где же Валя? Он лежит на том берегу и стонет. Я бегу вброд, вода совершенно красная, подол длинного платья промок и стал красным. На берегу я вижу, что это Валина кровь стекает в речку маленьким ручейком. Наклоняюсь над братом, он поднимает ко мне свое лицо в крови и говорит из последних сил: «Это ты виновата, Настя!»

Я проснулась, заплакала и долго не могла успокоиться. Что значит этот сон? Только то, что завтра девятый день? Или еще что-то. Может, я зря так верю Максиму? Милиция ему не верит, родители сомневаются, а я – верю. Ослепление влюбленной женщины? Но ведь Марина тоже ему поверила, а она-то не влюблена. Она вообще очень логична, детектив написала… Что-то я хотела у нее спросить?..

Мысль, что Марина не может ошибаться, меня успокоила, и я проспала до утра. Сегодня после тихого часа маму отпустят из больницы домой на вечер. Она хочет сама испечь блины на девять дней. Гостей много не ожидается, только наша близкая родня. Мы с папой с вечера приготовили стол с посудой, купили продукты, сварили кисель. Утром я поехала на фирму, надо привести все в порядок, чтобы можно было быстро ее продать.

Савелий уже ждал меня. Он очень пунктуальный. Часа через три он уговорил меня поехать на обед, сама бы я просто не стала. Мне было все равно, где и что есть, но Савелия потянуло на Новый Арбат. И только я глянула на книжный магазин – сразу вспомнила, что за мысль мне приходила в голову ночью. Даша, якобы, забыла отдать мне подаренную книгу Лорки, потом вспомнила и передала ее Марине. Марина извинялась, что собиралась мне ее отдать, но кто-то по ошибке взял ее почитать. Это все было бы не важно, если бы не мгновенный испуг на лице Даши во время гадания на девичнике.

«Мне нужно одну книгу посмотреть», – я вошла в магазин. Уже через пять минут я держала в руках точно такое же издание. Я взяла томик в руки (они почему-то задрожали) и стала аккуратно перелистывать. …Десять, одиннадцать… Сейчас гляну на пустую страницу и успокоюсь… Четырнадцать, пятнадцать… Глупости, конечно, все эти гадания, предчувствия и сны… Восемнадцать, девятнадцатая – чистая, двадцатая и двадцать первая – разворот – «Кровавая свадьба». Пол качнулся, книга выпала из рук. Я же могла ее отменить! Не пойти в ЗАГС, психануть, отказаться. Или не могла? Если бы я знала! Валя, Валечка, прости меня!

* * *

Марина напряженно искала новые аргументы для Пети. Нет, конечно, здесь нет совпадений. И эти два убийства связаны, и, вероятнее всего, что их совершил один и тот же человек. Но кто, как и зачем? Максима заманивают в «Геллу». Ему что-то подсовывают в сок, он в отключке. Убивают Вику Полянскую. Максим – первый подозреваемый. Его фотографируют в ночном клубе. Затем шантажируют, заставляют жениться на Насте. Причем здесь Настя?! Валентин не мог быть шантажистом. Память Марины услужливо разворачивала перед ней картинки прошлого.

…Первый курс. Сентябрь. Компания вчерашних школьниц, а ныне студенток, толпится перед входом в главный корпус университета. Каждая несказанно горда, что поступила не куда-нибудь, а в сам Московский Государственный Университет имени Ломоносова! Как звучит! К девушкам подплывает красивый парень в белых джинсах. На плече спортивная сумка с ракеткой для тенниса. Парень подходит к Насте и обнимает ее за плечи. Девчонки уставились на незнакомца, как на сказочного принца. Настя довольна произведенным эффектом: «Девочки, познакомьтесь – мой старший брат, Валентин».

…Вечер первокурсника. По просьбе однокурсниц Настя пригласила Валентина. Девчонки из кожи вон лезут, чтобы ему понравиться. Тогда вся женская часть группы влюбилась в Валентина, вся, кроме Марины. Марина в то время еще любила Костю, хотя за