У кованой двери Маро стоял на страже. Увидев Тантру, он удивился, но не подал виду.

— Вдвоем, что ли? — недоверчиво спросил он наконец, когда Грэт открывал двери.

— Может, останешься? — спросил главарь лесной шайки.

— Нет.

— Что ж…

Грэт и Тантра прошли по длинному темному коридору и оказались в просторном зале с множеством дверей. Грэт наугад выбрал одну из них, ключом, висящим на стене, отомкнул ее и чуть приоткрыл.

В углу тесной грязной комнаты съежился кто-то. Грэт вошел и осторожно приподнял человека.

Это была девушка, на год-два младше Тантры, худая, и в ее синих глазах застыло столько боли и страха, что Тантра отвернулась. Ей сделалось тошно, но… нет, Грэта она продолжала любить всей душой, но поняла вдруг, что никогда не согласится стать такой же, как он.

Грэт омыл шею девушки водой из миски, крепче сжал ее плечо…

— Нет! — воскликнула Тантра, отталкивая девчонку от вампира. Она упала и забилась в угол.

— Дорогая, — устало сказал Грэт, пряча раздражение, — я не выживу без крови.

Вместо ответа Тантра разорвала высокий воротник своего платья.

— В этот раз выпей мою… и больше, клянусь, я не пойду с тобой сюда.

— Твою? Я не могу пить твою, я люблю тебя.

— Лучше выпей мою, я сильней этой девчонки. Больше никогда не пойду сюда, это не место для людей.

Грэт замялся, но взгляд Тантры был тверд. Тогда вампир подошел к своей возлюбленной, осторожно положил ей руки на плечи и приблизил ее шею к своим губам. Сначала он просто поцеловал ее, а потом уж его клыки мягко проткнули кожу. Тантра не ощутила боли. Ее чувства были путанны, перед глазами разостлался туман. Все кончилось быстро. Уже через пять минут Грэт отнял губы от ее шеи.

— Не плохо себя чувствуешь? — заботливо спросил он.

— Так себе. — Тантра пожала плечами.

Грэт обнял ее, и они вместе покинули подвал. К счастью, Тантре никогда в жизни уж не посетить его больше.

К тому же потом Тантра иногда ловила себя на мысли, что та близость, что возникла меж ними, когда Грэт начал пить ее кровь, ничуть не менее горяча, чем та, что существовала между ними до того.

Угрюмый вампир провел Лируса и Селену коридорами и, молча указав на дверь, исчез.

Лирус постучался дрожащей рукой, Селена опасливо сжалась за его спиной.

Дверь открыла невысокая, чуть полноватая женщина с длинными рыжими волосами и двумя младенцами, один из которых был на ее руках, второй цеплялся за подол белоснежного платья. В женщине этой Лирус признал свою царицу Малию.

— Госпожа моя… — прошептал он, но Малия холодным кивком оборвала его и позвала за собой в комнату.

Лирус и Селена вошли.

Уютно трещал камин, а в кресле у него сидел царь. Он хмуро глянул на вошедших.

Лирус упал на колени, потянув за собой Селену. При взгляде на лицо девушки Гектор, кажется, смягчился. Он махнул рукой, дозволяя встать.

— А теперь я прошу женщин покинуть комнату. Мне интересно будет перемолвиться с моим вервольфом словечком-другим, — сказал Гектор, и морщинка меж бровей, разгладившаяся было, вновь стала видна.

Малия увела Селену. Вервольф и царь его остались одни.

— Что ты скажешь мне? — вопрошал Гектор.

— То, что я не предавал своего народа. Я не перешел на сторону людей. Я думал воссоединиться с моими братьями в день первой же битвы.

— Я вижу, твои лохмотья в крови. — Голос Гектора прозвучал странно.

— Когда я шарахнулся от серебряного копья, люди заподозрили неладное. Они направили меня сторожить двери в казну, но посреди ночи схватили. И пытали, мой царь. Вот отчего кровь.

— Что ж, — Гектор вздохнул, — я понял, почему ты потерял голову. И с моей стороны не простить тебя было бы глупым упрямством. Но запомни, с сегодняшнего дня ты носишь на челе некоторую метку. Которую ты смоешь в первую битву людской кровью.

— Да, мой царь, благодарю тебя.

Лирус благодарно поклонился, и когда собирался выходить, Гектор негромко сказал ему вслед:

— Твоей подруге будет позволено стать волчицей и присоединиться к нашему народу.

— Благодарю тебя.

Когда Лирус вышел, Гектор долго смотрел ему вслед. Наконец он вздохнул, позвал Малию и попросил ее принести что-нибудь поесть.

— Ну, Лит, когда наконец ты закончишь? — скучающе произнес Гектор.

В центре темной, освещенной редкими свечами комнаты стоит высокий трон, в нем — Марет, и на его черных волосах поблескивает корона. Мальчик выглядит старше, и очень тонок его профиль, вырисованный лучами тусклого света.

По обе руки от него стоят два вампира в черных одеяниях. Это Граф и Упырь. Ванесса окаменела на скамье близ трона, ее платье черно, как и волосы, руки Упыря лежат на плечах вампирши. Маро, огромный вампир, и Юлиус в плаще замерли чуть поодаль от Упыря и Ванессы.

Грэт и Гектор стоят рядом с Графом. Чувствуется, что неудобно им, детям леса, в строгих одеяниях высших приближенных.

У ног Грэта стоит скамейка, на которой в точно таких же, как и Ванесса, платьях замерли две девушки. Одна из них рыжеволоса, другая — брюнетка. Это Малия и Тантра.

И в таком положении сидят король и приближенные уж второй час, а над большим холстом и красками трудится вампир-художник.

— Готово, — вымолвил наконец Лит, и Тантра нетерпеливо вскочила.

Тогда-то она поняла, почему этого вампира называют величайшим художником. Казалось, рисунок его зацепил часть бытия, но, зацепив, не передал с механической точностью — так многие умеют, — а будто подчеркнул в каждом изображенном его особый характер. Черты Упыря на портрете резче, чем в действительности, Граф отнюдь не глядит с такой насмешкой, Юлиус вовсе не грустен, а Ванесса, кажется, улыбалась, но на портрете этого нет. Но Лит изобразил не то, что видел, а то, что чувствовал.

Тантра бы и дальше размышляла об удивительном таланте вампирского художника, но тяжелая холодная рука Грэта легла ей на плечо.

— Сейчас утро четвертого января, — прошептал он ей на ухо, — пошли отдохнем. Сегодня вечером уже покидаем замок.

Тантра вздрогнула, и жуткий страх перед неизвестностью заполнил ее душу. Даже тепло последней ночи счастья в замке не смогло его заглушить.

За три часа до планируемого выхода войска Тантра проснулась. Она подтянула к себе колени, положила на них подбородок и стала искоса изучать спящего рядом Грэта. Лицо было до странности спокойно и казалось живым, только его болезненный бледный цвет, характерный, впрочем, для вампиров, чуть настораживал. Волосы темно-пепельного цвета разметались по подушке, черты лица отчего-то в последнее время обострились… Тантра зорко подмечала все в облике Грэта, и даже если б он был некрасивейшим существом в этом мире, для нее вампир остался б самым лучшим, что есть на свете. И сама мысль, что в этой проклятой войне Грэт может погибнуть, вызывала у Тантры дрожь и тупую боль в душе. Даже не боль скорей, а тревогу, рвущую на части и мешающую думать.