Тома осенила идея.

– Почему бы не спросить у нее?

Уолли усмехнулся и хлопнул друга по плечу.

– Черт побери, почему бы и нет? Что скажешь, Филипп?

Риордан продолжал молчать, хмурясь и слегка покачиваясь. Уолли опять повернулся к Кассандре:

– Ну, милочка, вам решать. Кто вам больше по сердцу? Этот пьяный неотесанный деревенский увалень, который виснет на вас, как на плетне, или пара развеселых удальцов вроде нас, с открытой душой и открытым кошельком?

Девицы опять захихикали, прикрываясь рукавом; Кассандре тоже хотелось рассмеяться.

– Пожалуй, я останусь с этим увальнем, – скромно ответила она.

Пока Уолли и Том громким воем выражали свое разочарование, она исподтишка бросила торопливый взгляд на лицо Риордана. Он по-прежнему хмурился, глядя на нее, но она заметила, что уголки губ у него подрагивают в попытке скрыть улыбку.

– Женщины! – проворчал Уолли. – Если не… ой, пардон, не будем об этом. Ну что ж, значит, мы уходим. Ты будешь сегодня у Флаэрти, Филипп? Приходи, я покажу тебе свои новые пистолеты. Пошли, Том. А-а-а, привет! Тебя зовут Джун, верно? Возьми-ка меня под руку. Та-а-ак, славная девочка. Говоришь, тебя зовут Джоан? Ну это уж тебе лучше знать…

Его голос замер вдали, когда славная четверка двинулась прочь по аллее парка.

Как только они отошли на приличное расстояние, на Кассандру напал неудержимый хохот. Друзья Риордана показались ей забавными и безобидными, хотя она прекрасно понимала, что их общество очень скоро может утомить и надоесть; по правде говоря, эта пара бездельников, хотя они и были немного старше годами, напомнила ей некоторых ее парижских приятелей.

Риордан улыбнулся ей, наслаждаясь звуками ее смеха, как редкостным утонченным лакомством и надеясь, что она так и не отпустит его руку. Она не отпустила. Но вскоре выражение глаз, вероятно, выдало его мысли, потому что смех замер у нее в горле, и она смущенно отступила на шаг.

– Нам пора возвращаться. Уже почти стемнело.

Еще не стемнело, но солнце садилось, и оговоренный час давно истек; Трипп наверняка уже их дожидался. Риордан покорно кивнул, и они вместе двинулись к южному выходу из парка.

Карета ждала и условленном месте. По пути назад в Холборн Кассандра с изумлением узнала, что Уолли не кто иной, как виконт Дигби-Холмс. Лорд Томас Сеймур оказался бароном, оба они заседали в палате лордов.

– О Господи! – воскликнула она. – Какой ужас!

– В самом деле, это шокирует почти так же, как мое присутствие в палате общин. Вот из-за таких уродов, как мы, Касс, и происходят революции. Да, кстати, что ты думаешь о Руссо?

У нее упало сердце. Она так надеялась, что он забудет и не спросит!

– Я была в восторге, – ответила она решительным тоном, надеясь, что это положит конец обсуждению. – Это ведь Вестминстер-Холл[23]мы сейчас проезжаем? Разве не там расположены ваши палаты?

– Ах ты, ленивая корова, ты не прочитала книжку!

– Я читала! – запротестовала Кассандра с видом оскорбленной невинности. – Вот, пожалуйста: «L'homme est nelibre, et partout il est dans les fers»[24]. Вот видишь?

– Вижу, что ты прочитала первую фразу, – со смехом сказал он.

– Нет, гораздо больше!

– Правда? Ну и как?

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты думаешь о прочитанном?

– О каком именно месте?

Риордан терпеливо вздохнул.

– В общем и целом.

– Мне очень понравилось, честное слово. Но я еще не закончила, – краснея от стыда, призналась Кассандра.

– Это не так уж важно. Что ты думаешь о республиканской форме правления?

Она задумалась.

– Ну… я думаю, люди имеют право на хороших правителей. Если властители не умеют править или совершают безумные, недобрые, опасные поступки, у нас должна быть возможность их изгнать и избрать себе новых. Мне кажется, что король должен править, потому что мы его выбрали, а не потому, что он дан нам Богом.

– В точности так и рассуждают истинные революционеры.

– Конечно, нет! – в ужасе возмутилась Кассандра.

– А что ты думаешь о человеке в его естественном состоянии?

– Прошу прощения?

«Неужели он имеет в виду человека в чем мать родила?» – ошеломленно подумала она.

– Что представляет собой человек по своей природе, естественный человек, не развращенный обществом? Является ли он существом простым и мирным или напоминает хищного зверя, лишенного всякой морали?

Такой вопрос никогда не приходил ей в голову.

– Я полагаю, это зависит от обстоятельств, – осторожно ответила Кассандра. – Если человек не страдает от голода и холода, он, наверное, будет кротким и любящим. Но если сама его жизнь сводится к борьбе за выживание, я думаю, он будет жестоким, даже буйным.

Ее лицо прояснилось.

– Правильно?

Риордан рассмеялся.

– Правильного ответа не существует, Касс, Это все теория.

«Тогда какой от нее прок?» – хотела спросить Кассандра, но решила придержать язык.

Риордан продолжал терзать ее вопросами о происхождении общества и общественном договоре; когда она поняла, что он не собирается насмехаться над ней, ей удалось сосредоточиться на сути понятий и построить логические связи, никогда раньше не приходившие ей в голову. Ей понравилось, что он не пытается унизить ее своей образованностью: он внимательно слушал, иногда перебивая лишь затем, чтобы добавить к ее рассуждениям какое-нибудь из своих собственных соображений или вывести ее из логического тупика.

Для Кассандры это было откровением – вести разговор не о человеке или каком-то предмете, а об отвлеченной идее. Она с удивлением открыла для себя, что новое занятие ей очень нравится. Оно оказалось просто захватывающим. Выглянув в окно и увидев свой дом, она сообразила, что понятия не имеет, как долго карета стоит у ворот.

– О Боже, мне пора домой.

– Да, наверное.

Но ни один из них не двинулся с места. Кассандра посмотрела на Риордана в сгустившихся сумерках и подумала, что, несмотря на ловкое притворство, он – в отличие от своих друзей, с которыми она познакомилась в парке, – совсем не похож на бездельника и выпивоху. Лицо у него было не отечное и не обрюзгшее, а словно отлитое из бронзы, с сильной и чистой линией челюсти без намека на второй подбородок. Его тело было слишком крепким и поджарым, плечи – прямыми, а ноги – мускулистыми… Она сглотнула и обнаружила, что у нее пересохло во рту.