Иван хотел ей возразить, потом вспомнил, что верного коня больше нет, и махнул рукой. Тем более перспектива продолжать путь верхом на говорящей волчице прельщала больше, нежели трястись на широкой спине Медногрива. Иные вопросы Ваню не занимали: он слишком устал. Шевельнулась, правда, мысль: „Что же это за чудеса такие на свете творятся?“ — но он отбросил ее за ненадобностью. Коты говорящие уже не в диковинку, значит, и волки не должны удивлять.

Спина волчицы была широкой, но костлявой на удивление, Ваня даже побоялся ненароком что‑нибудь сломать. Весил он, конечно, не десять пудов, но и худеньким юношей никогда не был. Впрочем, волчица, кажется, и не заметила веса ездока, только потребовала от Вани ровно сидеть да крепко держаться.

И помчалась так, что только пыль поднялась столбом. Ваня в первую секунду задохнулся, вцепился в густую шерсть обеими руками. Волчица крикнула на бегу:

— Да легче, легче, Ваня, не ровен час, задушишь! Не бойся, не упадешь, не допущу я того!

Дорогой разговорились. Ваня немного попривык, разжал пальцы одной руки, счел, что скакать верхом на волчице не в пример удобнее конной езды.

— Меня Громовестой зовут, — сообщила она.

— Очень… приятно, — смутился Ваня, — а меня Ваня.

— Знаю.

— Откуда?

— А откуда знаю, что ты хоть и Иван, да не царевич? — рассмеялась Громовеста. — Чай, по лесам да лугам не един год рыскала, много видала, много слыхала. И о тебе мне ведомо, Иванушка, знаю, как здесь очутился, не знаю только зачем. Расскажешь али как?

— Расскажу, — вздохнул Ваня и сбивчиво принялся рассказывать.

То и дело Громовеста осторожно его перебивала, требовала подробностей и порой чему‑то усмехалась. Чему, Ваня не понимал, но сил у него совсем не осталось. Он вцепился покрепче в волчицу и невольно задремал. Та понимающе вздохнула и перешла на быстрый шаг.

Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась бескрайняя степь. Кое‑где по пояс в ковыле стояли странные каменные истуканы с пустыми глазницами. Встречались и небольшие хижины с крышами, крытыми потемневшей соломой, собаки, изнемогающие от зноя, пересохшие колодцы, издали напоминающие каких‑то сказочных зверей. Солнце палило немилосердно, Громовеста начала уставать. Пару раз она споткнулась, чуть не уронила Ваню, и тот проснулся.

— Крепче держись, — посоветовала волчица.

Иван кивнул, стряхнул остатки сна и поинтересовался:

— А далеко еще до Серебряного царства?

— Совсем немного. Сейчас степь кончится, пойдут леса густые, луга некошеные, после шесть гор проскачем как одну, у седьмой, у самого подножия, и увидишь Серебряный чертог.

— Ясно. Скажи, а личный вопрос можно?

— Задавай, — чувствовалось, что Громовеста улыбается.

Ваня замялся. Наконец он спросил:

— Почему ты мне помогаешь? Только не говори мне о жалости, ладно?

— Но мне правда тебя жалко.

— А если честно?

Волчица задумалась. Наконец, почему‑то погрустнев, она сказала:

— Скажем так: у меня есть на то личные причины. То есть для того, чтобы съесть твоего коня, у меня был только один мотив — голод. А вот почему я не убила тебя, а, наоборот, вызвалась помочь… Этого я тебе пока не скажу. Пока смирись с тем, что ты хороший человек и мне приятно тебе помогать. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул Ваня, — знать бы еще, почему я сразу тебе поверил.

— Я тебе понравилась? — невинно предположила Громовеста.

Ваня грустно улыбнулся:

— Я тебя просто испугался. Кроме того, разве у меня был выбор?

— Выбор есть всегда, — серьезно сказала волчица, — даже если ты его не видишь — он есть.

— Но какой выбор есть у меня? Я уже не могу сказать, как раньше: „Я один здесь“. Я встретил тут… если и не друзей, то тех, за кого с готовностью отдам свою жизнь. Я изменился сам, но изменился ли настолько, чтобы увидеть два пути вместо одного? Я не герой и хочу только, чтобы все поскорее закончилось. Я хочу вернуться домой.

— Дом — прекрасная штука, если он есть, — задумчиво протянула Громовеста, — и чем дальше ты от него, тем сильнее любишь и хочешь вернуться. Ты думал, что без коня ты стал бы здесь совсем беспомощным. Что ты не знаешь дорог, не знаешь пути, потому и доверился зверю — и не просто зверю, а тому зверю, который, собственно, и лишил тебя выбора. Ты счел, что теперь твоя жизнь и смерть в моей власти. Но подумай — вот тебе уже и выбор — пойти или остаться. Верно?

— Верно. Но я не хочу умирать. Поэтому выбирать мне не из чего.

— Глупый, — рассердилась волчица, — разве выбор между жизнью и смертью не есть выбор?

— Черт его знает, — зевнул Ваня. Спорить совершенно не хотелось, поэтому он задал первый вопрос, пришедший в голову: — А можно тебя просто Вестой звать?

— Можно, — усмехнулась та.

Степь сменилась лугом, покрытым густой зеленой травой. Слева и справа были небольшие озера, гладкие, как зеркало. По берегам рос камыш, разноцветным роем вились стрекозы. Ваня засмотрелся и не заметил, как в небе собрались иссиня‑черные тучи и где‑то на востоке заворчал гром.

— Ну, начинается, — рыкнула Веста.

Иван вздрогнул:

— Что начинается?

— Проклятие мое… Где бы ни появилась, что бы ни делала, всегда за мною гроза по пятам. Потому и кличут Громовестой.

— А почему так?

— А чтобы чужое без спросу не брала, — буркнула волчица и даже не потрудилась объяснить, что имеет в виду. Помолчала немного и решила переменить тему: — Вот и лес. Еще немного — и будем на месте.

Ваня кивнул, осторожно осматриваясь по сторонам. Лес был сплошь сосновый, и все деревья, как на подбор, стройные и величественные, до того высокие, что, казалось, они касались вершинами облаков. Земля, покрытая мягкой хвоей, была мягкой и рыхлой, так что лапы Весты проваливались по щиколотку. Пахло грибами, глаз Вани приметил пару белых и целое семейство сыроежек с разноцветными шляпками. Были тут и мухоморы, стыдливо приютившиеся под корнем, вылезшим из земли, были и странные красноватые грибочки, похожие на опята. И все жило, все суетилось, двигалось в этом лесу. Громко ругались друг с другом галки, зайцы испуганно косились на бегущую волчицу. Из зарослей незабудок высунулся любопытный лисий нос, фыркнул где‑то неподалеку ежик, перескочила с дерева на дерево белка, рыжая, как солнечный зайчик. Но вот и лес кончился, снова оказались на лугу, после лесной прохлады снова стало жарко. Начинался подъем в гору. Веста, задыхаясь, лихо мчалась по тропке, заросшей жесткой травой, Ваня снова схватился за нее двумя руками и все боялся упасть. Ветер шумел в ушах, мелькали, оставаясь позади, низенькие деревья, похожие на яблони, все в цвету, словно бы весной. То тут, то там прямо на зеленой траве лежал снег, воздух, однако же, не становился холоднее. Вершину Веста обогнула, свернула с тропы, покружила в небольшой еловой рощице, нашла другую дорогу и, обрадованно рыкнув, побежала по ней. Ваня изнемогал от жары, страшно хотелось пить, еще больше хотелось просто прилечь на землю, но ему казалось, что с каждым часом надежда вновь увидеть Светлояру угасает. Он молчал, ни о чем не спрашивал волчицу и раздумывал о том, как ему добыть птицу‑огнецветку. Веста словно прочитала его мысли: