— Она зацепила нечто важное, — заявила Джейн. — Я проверила ее результаты. В данном случае происходит что-то такое, чего не случается ни в одной из субклеточных структур. Я провела множество самых различных анализов всех ее данных. Чем больше моделирую и тестирую этот особый тип поведения десколады, тем меньше это напоминает генетическое кодирование, а более всего — язык. В данный момент мы не можем исключать того, что вирус обладает разумом.

Когда Эндер возвратился к дискуссии, речь держал Грего:

— Ну почему это все, чего нам не удается объяснить, мы обязаны превращать в какие-то мистические переживания? — Он прикрыл глаза и затянул:

— Я нашел новую жизнь! Я обнаружил новую жизнь!

— Перестань! — крикнула Квара.

— Вы начинаете перегибать палку, — вмешалась Новинья. — Грего, старайся не переходить границы рациональной дискуссии.

— Это очень трудно, поскольку вся эта теория совершенно иррациональная. At? agora quem j? imaginou microbiologista que se torna namorada de uma mol?cula? Слыхал ли кто-нибудь про микробиолога, который бы налетал на молекулу?

— Хватит! — резко оборвала его Новинья. — Квара точно такой же ученый, как и ты, и…

— Была, — буркнул Грего.

— И… если ты ненадолго заткнешься и позволишь мне закончить… она имеет право, чтобы ее выслушали. — Новинья рассердилась, только на Грего это, как и всегда, это никакого впечатления не произвело. — Ты должен уже знать, Грего, что довольно часто идеи, на первый взгляд самые абсурдные и противоречащие интуиции, становятся источником фундаментальных изменений.

— Вы и вправду считаете это одним из таких переломных открытий? — Грего поочередно заглядывал всем прямо в глаза. — Говорящий вирус? Se Quara sabe tanto? Porque ela nao diz o que? que aqueles bichos dizem? Если Квара об этом столько знает, так почему не расскажет нам, о чем же разговаривают эти малые монстры?

Грего перешел на португальский, вместо того, чтобы говорить на старке — языке науки и дипломатии. Это был знак, что дискуссия выходит из под контроля.

— Разве это так важно? — спросил Эндер.

— Важно! — подтвердила Квара.

Эла обеспокоено поглядела на Эндера.

— имеется в виду разница между излечением угрожающей болезни и уничтожением целой разумной расы. Мне кажется, что это важно.

— Нет, я спрашивал, — терпеливо объяснял Эндер, — важно ли то, что они разговаривают.

— Нет, — ответила ему Квара. — Скорее всего, мы никогда не поймем и язык, только это вовсе не меняет того, что они разумны. Впрочем, о чем бы могли разговаривать вирусы с людьми?

— Может мы попросили бы: «Перестаньте нас убивать»? — предложил Грего. — Если бы тебе удалось догадаться, как сказать это на языке вирусов, такая штука нам бы пригодилась.

— Один только вопрос, Грего, — ответила ему Квара с притворной миленькой улыбкой. — Кто с кем разговаривает, мы с ними, или они с нами?

— Сейчас мы не можем решать об этом, — решительно сказал Эндер. — Какое-то время мы еще можем подождать.

— Откуда ты знаешь? — запротестовал Грего. — Откуда тебе знать, а вдруг завтра у нас все начнет чесаться, болеть, сами мы будем блевать, у нас поднимется температура, и в конце концов мы все не умрем, потому что за ночь вирусы десколады найдут способ, как раз и навсегда стереть нас с лица планеты? Тут такое дело — мы или они.

— Мне кажется, что как раз сейчас Грего нам и объяснил, почему нам следует обождать, — ответил на это Эндер. — Вы слыхали, как он говорил про десколаду? «Найдут способ», чтобы нас уничтожить. Даже он считает, что вирусы обладают волей и принимают решения.

— Ну, я просто сказал так.

— Мы все так говорим. И думаем. Поскольку мы все чувствуем, что находимся с десколадой в состоянии войны. А это уже нечто большее, чем борьба с болезнью. Все это так, будто перед нами разумный, способный противник, противодействующий всем нашим начинаниям. За всю историю медицинских исследований еще не боролись с болезнью, у которой имеется столько способов преодоления используемых против нее стратегий.

— Только лишь потому, что еще никто не боролся с микробом, имеющую настолько разросшуюся и сложную генетическую молекулу, — не сдавался Грего.

— Именно, — согласился Эндер. — Этот вирус — единственный в своем роде. Вполне возможно, что он может обладать такими способностями, которых мы не можем себе представить ни у какого менее сложного по структуре вида, чем у позвоночных.

Слова Эндера на мгновение повисли в воздухе. В этот момент Эндер представлял, что, возможно, в этой дискуссии он исполнил положительную роль, потому что, как обычный Говорящий, смог добиться хоть какого-то понимания.

Но Грего тут же вывел его из заблуждения.

— Если даже Квара и права, если угадала, что все вирусы десколады без исключения имеют научные степени по философии и публикуют статьи на тему, как бороться с людьми, пока те не издохнут, так что с того? Нам что, валиться на спину и лапки кверху, только лишь потому, что желающий прикончить нас вирус такой чертовски шустрый?

— Квара должна продолжать свои исследования и дальше, — спокойно ответила Новинья. — Мы должны выделить ей побольше средств. А Эла должна вести свои.

На сей раз запротестовала Квара.

— А зачем мне мучаться над тем, как их понять, если вы все хотите их уничтожить?

— Разумный вопрос, — согласилась Новинья. — А с другой стороны, зачем тебе мучаться, стараясь и понять, если они вдруг откроют способ пробиться через наши химические барьеры, чтобы убить всех нас?

— Мы или они, — повторил Грего.

Эндер знал, что Новинья выбрала правильное решение: вести исследования в обои направлениях, а впоследствии, когда узнают побольше, выбрать наиболее перспективное. Только ни Квара, ни Грего не заметили самого главного. Оба предполагали, что все зависит только лишь от того, обладает ли десколада разумом.

— Даже если вирусы и разумны, — продолжил Эндер, — это вовсе не означает, что они неприкасаемы. Вся штука в том, кем они окажутся — раменами или варельсе. Если раменами… если нам удастся их понять, а они сумеют понять нас достаточно хорошо, чтобы мы смогли жить рядом… тогда все в порядке. Мы будем в безопасности, и они тоже.

— Великий политик собирается подписывать договор с молекулой? — спросил Грего.

Эндер проигнорировал его издевательский тон.

— С другой стороны, если они пытаются нас уничтожить, если мы не сможем с ними договориться, тогда они варельсе: разумные чужие, но абсолютно враждебные и опасные. Варельсе — это чужие, с которыми мы не сможем сосуществовать. Варельсе — это чужие, с которыми мы самым естественным образом ведем постоянную войну. И тогда у нас нет никакого иного выбора: нашей моральной обязанностью будет делать все, чтобы победить.