– Клянусь Священным Олимпом – это деяния светлых. Виден их умысел в том, чтобы несчастный бездомный, всеми богами забытый, смог поскорее спуститься в подземное царство Аида. А отрока Бена тем самым они подтолкнули к служению Свету.

– Как пить дать! – поддержал его я.

– Кому?

– Что кому? А, пить… Нет, я хотел сказать, бьюсь об заклад, что ты прав!

– Бьешься обо что?

– Да, забудь! Это такие идиомы.

– Идио…

– И та прихожанка, – поспешил перебить я, – из-за которой он позже столько копий наломал, была очень похожа на его мать. Так что единственный шанс для нас с тобой – бить по его эдиповому комплексу.

– Да, Эдип был славным мужем… Но ты ничего не сказал мне о том, что копья зачем-то ломал этот отрок почтенный. Зачем он творил это?

Понимая, что наша беседа зашла в тупик, я поспешил перейти к конкретике:

– Так ты поможешь мне? Точнее, нам?

– Изложи мне, прошу тебя, еще раз свой план дерзновенный.

Ахилл был тугодумом.

– Ты превращаешься в его мать, только молодую. И приходишь к нему якобы за помощью… Возможно, что он даже влюбится в тебя, как в ту свою прихожанку, из-за которой потом в отшельники подался. А что? Седина в бороду, бес в ребро!

– О, боги! Но я против того, чтобы меня совокупляли! Я муж!

– Ты в первую очередь демон! Во вторую – грек! А у демонов и древних греков с мужеложством все в порядке!

– Да, с мужеложством в норме, – спокойно согласился Ахилл, – но ведь я буду женщиной.

– Я думаю, до совокупления не дойдет.

Спустя неделю Ахилл рассказывал нам с Наамой:

– Должен признать, добрый соратник Демьян, план твой был славным. Не мог я и в грезах вообразить, что нет наслаждения выше, чем обратиться женою. Ежевечерне он ноги мои омывает благоуханной водою. В пещеру свою заказал он сиденья из кожи воловьей! Позже почтенный сей старец решил, что не подобает мне жить в его скромном жилище…

Вдохновленный победой Ахилл перешел на чистый гекзаметр…

– Знаю, знаю, – улыбнулся я, – он снял для тебя однокомнатную меблированную квартиру. Только сбережений ему не хватило, и он уже успел залезть в долги. А среди его почитателей прокатилось известие о его новой пассии и о том, что он теперь не отказывается от денег тех, кто приходит к нему за духовным советом, и поток людей, ищущих его поддержки, сильно сократился.

– Старец сей более уж не возносит молитвы богам олимпийцам! Все его помыслы лишь о жене, что решил приютить он. Только о ней он и мыслит и молится денно и нощно.

– Ну, думаю, что богам олимпийцам он и до этого вряд ли усердно молился, но это не главное, – сказал я.

– Домогался? – засмеялась Наама.

– Чресел моих он ни разу рукою своей не коснулся! Плотским желаньям своим не осмелился дать он свободу.

– Четверка просила передать, что удовлетворена нашей работой. Вознесение Бена откладывается на неопределенный срок. Также есть сведения, что ангелы очень расстроены, – резюмировал я.

– Это была славная победа, брат мой Демьян! – произнес Ахилл.

– Согласен, – грустно ответил я, пожимая протянутую руку.

* * *

Как Тот, кто приносит смерть, одержал верх над Фростом, Скогур-Норти в облике птицы видела с ветки дерева. Когда бой закончился, толком не начавшись, она ринулась к месту битвы, насылая на тролля самые мощные, на которые только была способна, колдовские проклятия. Но нет, он даже не споткнулся, даже не заметил этой атаки. На ходу обращаясь в ведьму, она схватила посох наперевес, сама не понимая, что собирается делать. И как раз – в отличие от тролля – споткнулась. О какую-то корягу, торчащую из земли на Лосиной Пустоши, и рухнула наземь шагах в пятнадцати от злодея. Попыталась подняться, но поняла, что подвернула ногу. Все это тролль не видел и не слышал, он, оставив умирать человека, двинулся к деревне, и огонь пожара, который отражался в его глазах, пожрал его помыслы и внимание.

Пока Скогур старалась колдовством унять боль в ноге, немного успокоилась и поняла: самое полезное, что она может сейчас сделать – как можно скорее вернуться в Гровенгридль и предупредить всех, и в первую очередь Нертус, о том, что план провалился. Их защитник мертв.

Но сначала колдунья устремилась к умирающему Фросту, надеясь хоть чем-то помочь. Но и тут она опоздала – Шодер уже бредил, на голос не отзывался, и глаза его опустели и потускнели, как пустеют и тускнут окна покинутого дома. Спасти его было нельзя.

Чтобы не вгонять Гровенгридль в панику и не давать повода для слухов, Скогур хотела сначала переговорить с Нертус и Саге. Она хотела вместе с ними решить, как о случившемся сказать остальным. И стоит ли говорить? Скогур вновь обернулась птицей и к вечеру следующего дня была дома. Встретившись с Нертус, ведьма узнала и про воскрешение Эккеворта, и про его сон, и про то, куда он отправился. Она хотела было вновь лететь туда, где сойдутся теперь уже не Фрост, а Эккеворт с Черным троллем, но королева отговорила.

– Силой зло не остановить, вот что он сказал мне, – произнесла Нертус, печально глядя на подругу, – он не хотел ничьей помощи. Сказал, что знает, догадывается, как можно всех спасти. Давай, не будем ему мешать.

Ведьма, уже не имея сил стоять, медленно опустилась на землю и вытянула ногу.

– Тем более, как я вижу, тебе просто необходимо отдохнуть.

– Проклятая нога, – проскрипела Скогур, – доконала совсем. Хорошо, Нертус, – сказала она, подумав, – я пойду домой. Подлечусь немного, может, посплю несколько часов – из-за чертова тролля я уже забыла, когда в последний раз нормально спала. Но как только понадоблюсь, буди меня немедля! И без твоей дурацкой жалости, поняла?

Между собой они говорили по-простому.

– Обещаю, – кивнула та.

Тролль почувствовал, что снова может превращаться как раз, когда возвратился к деревне. Но было поздно. Люди потушили пожар и уже расходились. Особенно бесило тролля то, что, несмотря на потерю части урожая, деревенские возвращались победителями! Невыспавшиеся, перемазанные в копоти, с обгоревшей одеждой, но с гордо поднятой головой.

– Мерзкие насекомые… Вы думаете, что все уже закончилось? Нет, только начинается, – думал Тот, кто приносит смерть, и скрежетал зубами. Этот зубовный скрежет неожиданно услышала одна из девчушек лет семи. Она оглянулась, потом стала дергать за подол измотанную мать. Пришлось Черному троллю спешно обратиться в туман.

На следующий день, глядя с высоты своей скалы на праздник, который деревенские устроили в честь победы над пожаром, тролль места не мог найти от раздирающей его злобы. Если бы кто-то мог слышать его сейчас – хотя таковых не было, так как Скогур-Норти вернулась в Гровенгридль, а других смельчаков ошиваться возле пещеры Черного тролля не имелось, – не смог бы разобрать ни слова. Тролль расхаживал по пещере, иногда вылезал наружу, приближался к краю скалы, порой выворачивал глыбы и кидал их вниз, и все время что-то бормотал, шипел и скрежетал зубами.