Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так история с квартирой выдумана?
— Конечно, кто бы сомневался? Просто Ленка появилась однажды и сказала, что ей кое-что известно о гибели одного ребенка. Она согласна молчать, не открывая правды, если ей заплатят. А Дима добрый эти деньги ей дал. Чтобы потом накручивать проценты… Диме было нужно, чтобы Вика работала на него. И потом — ему мало было Вики. Он еще и Катю хотел. К которой Вика его не подпускала.
— А почему был убит Салилов? — спросил Ванцов.
— Его же Вика и убила! Она появилась у Салилова внезапно — Ленка не успела даже спрятаться. Ну Вика и озверела. И медальон там же потеряла. Она этот дурацкий медальон постоянно с собой таскала… Как напоминание о собственной вине.
— И что было потом?
— Потом Ленка прибежала к Лехе, они схватили Димкин мотор и помчались за Викой. Она шла по дороге, вся такая поникшая. Я не видела, Леха рассказывал. Они впихнули ее в машину и отвезли в Ершовку. В подробностях я рассказать не могу, Ленка сказала только, что Вика не сопротивлялась. Даже улыбалась, потому что ей, на мой взгляд, после всего этого жить нельзя было.
— А почему все-таки она убила ребенка?
— Ей казалось, что его любят больше, — пожала Марина плечами. — И еще, как она нам тогда сказала, он очень сильно орал. А она была такая вспыльчивая, как порох. И очень не любила, когда ей в чем-то мешали. А она тогда разговаривала с подружкой по телефону. А последняя фраза очень Леху удивила. Потому что она сказала совсем странную вещь. «Приблизились неслышные шаги…» И улыбнулась. Так что она сама себя фактически убила.
Меня не убедили ее слова. Но, к ее чести, Марина больше не пыталась выгородить ни себя, ни своего мужа.
Кто-то сказал, что маленькие люди бывают самыми опасными — у них наполеоновский комплекс. Не знаю. Когда я смотрела в сморщенное Лешино лицо и пыталась определить, что же он чувствует, я с ужасом поняла — он ничего не чувствует. Его глаза отличались той же бессмысленностью, что и в начале нашего с ним знакомства.
Может быть, именно в этом и была его сила? Не знаю. Куда более удивителен был взгляд Марины, обращенный к нему. Он был наполнен нежностью — и страхом.
* * *
Он стоял во дворе и смотрел на дорогу. Ждал.
Я спустилась с обледеневшего крыльца и подошла к нему.
Шапку он держал в руке, хотя на улице стало морозно.
— Вы замерзнете, — тихо сказала я, дотрагиваясь до его руки.
Он обернулся и, узнав меня, улыбнулся. Сейчас, с близкого расстояния, я увидела, как он поседел. А в глазах стояла такая смертная тоска, что я подумала — сможет ли он жить?
— Неслышные шаги за спиной, — пробормотал он. — Оказывается, иногда они не страшные. Как вы догадались обо всем?
— Сама не знаю, — пожала я плечами. — Просто вы не подходили на роль убийцы. И Катя — может быть, она и врушка, но не убийца… Вот я и начала усиленно ворочать мозгами. Мне не хватало только риэлторши, а она была не последним действующим лицом. Но потом я увидела Лену. А перед этим узнала, что Лену в магазин устроила Марина, и совсем недавно. То есть Вика ее вполне могла не знать, так?
— Так, — улыбнулся он. — Жаль только, что вы не сможете вернуть Вику к жизни…
— Не смогу, — вздохнув, согласилась я. — Но у вас есть Катя. И вы ей очень нужны.
Я смотрела, как Катя приближается. Неуверенно. Он шагнул ей навстречу, и она остановилась. Смотрела на него, немного нахмурившись. Как бы ожидала, примут ее или нет.
Ее приняли. Он вдруг побежал к ней, долговязый и нескладный, отчаянно скользя по гладкой льдистой поверхности, рискуя упасть.
— Папа! — закричала Катя, как маленькая, и рванулась навстречу.
Он схватил ее в охапку и прижал к себе, целуя ее волосы. Шапка с нее свалилась, и теперь они оба стояли под медленно падающими хлопьями снега, и я улыбнулась.
Потому что за последние три дня это была самая классная картина, которую мне довелось наблюдать.
— С Новым годом! — прошептала я им вслед. Немного было обидно, что, поглощенные друг другом, они забыли про меня.
Но такая вот у меня судьба. Быть совсем одинокой.
Я вспомнила о неверном Пенсе и вздохнула. «Мне без тебя так плохо, Пенсик, — послала я ему телепатический сигнал. — Если ты появишься, я даже не стану вспоминать про твою противную менеджершу, честное слово!
Только — появись, а?»
* * *
Теперь я могла быть спокойна за свой правильный Новый год. С неба продолжал валить снег, рискуя покрыть собой все окружающее пространство. Единственное, что омрачало мое настроение — это то, что я не помирилась с Пенсом.
Но ведь это он передо мной виноват, не так ли? Вон как поступила Вика с Салиловым, когда застала его с другой женщиной! Может быть, и Пенс заслуживает того же!
Я стояла на елочном базаре. С этими убийствами я даже не купила себе елочку, а Новый год приближался, и времени оставалось уже совсем мало.
Елки были кошмарно дорогими и немного сплюснутыми. Достав одну из общей кучи, я скептически разглядывала ее, думая, надо ли выбрасывать за нее сорок рэ и поместятся ли на ней мои восхитительные красные сердечки и золотые шарики с колокольчиками.
— Хорошая ведь елочка? — спросил заискивающе продавец.
— Кривая она, — задумчиво ответила я.
— Она? — возмутился продавец. Взяв ее из моих рук, он встряхнул ее и поставил передо мной.
Она была действительно прелестной. И пахла как целый сосновый бор. Я достала деньги и протянула продавцу. Оставалась проблема доставки до дома. Она была все-таки довольно тяжелой.
— Ну и ладно, — решила я. — Дотащу с божьей помощью.
И в этот момент кто-то легко перехватил ее у меня из рук. Я обернулась и встретилась взглядом с глазами Пенса.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила я.
— Я тебе помогу? — с надеждой спросил он.
— Конечно, — легко согласилась я. Не ссориться же нам по мелочам?
Он стоял, прищурив глаза. Молча, как всегда. Снег падал на него, крупными хлопьями оседая на куртке.
— Ты по-прежнему молчалив, как чихуахуа во время снежного бурана, — улыбнулась я.
— Это кто — чихуахуа?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Прочла в какой-то книжке. Но ты точно похож на этого молчаливого чихуахуа.
Мы пошли вверх — он с елкой, а я держась за его локоть, потому что было скользко. Снег все падал, такой волшебный и тихий.
И за нашими спинами уже слышались шаги Нового года и новой жизни.
И в них не было ничего страшного. Только светлое чувство радости, похожее на те красные сердечки, которые ждали своего часа в целлофановой коробочке у меня дома, на столе.