Значит, правильно он поступил, когда подсыпал переданное шаманом Сихером зелье в бурдюк с архи.

И своими руками разлил отраву в чаши всем багатурам. Теперь они уже не проснутся. Никогда.

И, значит, надо не сомневаться, а убрать последнее препятствие на пути, не доверяя важное дело разбойникам Плоскини и Калояна.

Самое главное он должен сделать сам. Тогда никто не станет вместо него беком Чатыйского куреня. И никто вместо него не ляжет рядом с Юлдуз на мокрую от любви кошму.

Решился. Достал нож и сделал шаг к беспомощно распростёртому у костра Тугорбеку.

* * *

Дмитрий с удивлением наклонился и разглядел в неверном свете костра бездвижно лежащего Азамата. Дыхание – еле слышное, на губах пузырится серая пена. Похлопал по щекам. Приподнял веки: мутные зрачки побратима блуждали, дёргались бессмысленно. Подошёл ко второму половцу, к третьему – та же картина. Некоторые уже и не дышали. Ярилов понял: отравили.

Присмотрелся: у костра кто-то возился над беком. Крикнул:

– Эй! Как там Тугорбек, жив?

Племянник бека обернулся, испуганно зыркнул из-под глубоко надвинутого малахая. В занесённой руке блеснул нож.

– Стой!

Дмитрий бежал, подняв над головой кылыч. И понимал, что – не успеет. Племянник ударил Тугорбека в шею, отскочил от брызнувшего кровяного фонтана. Крикнул:

– Не подходи! Тебя оставят в живых, так велел Котян. А остальные – обречены.

Ярилов остановился, бессильно опустил саблю. Спросил:

– Обречены на что?

– На смерть. Сейчас здесь будут воины Калояна и Плоскини. И всех…

Речь предателя прервал дротик, пробивший грудь. Хорь озабоченно сказал:

– Нет времени слушать шакалов, Ярило. Надо спасаться.

Запыхавшийся Анри опустил меч. Заметил:

– Хороший бросок, брат Хорь. Но не разумнее, прежде чем казнить, было бы допросить его?

– И так всё ясно, – бродник мрачно покачал головой, – этот змеёныш отравил бойцов, и скоро сюда заявятся разбойники, брать нас голыми руками.

Бесчувственного Азамата подняли на коня, привязали. Дмитрий подошёл к плачущей над телом Тугорбека Юлдуз. Тихо сказал:

– Бек умер. Нам пора.

Девушка поцеловала залитое кровью лицо. Подхватила отцовскую саблю, вскочила в седло. Ярилов похлопал Кояша по шее. Золотой жеребец испуганно всхрапнул: у его ног вонзилась в землю, задрожала оперением стрела. Загремели копыта, в сером предрассветье показались тёмные силуэты – к стоянке приближались отряды Калояна и Плоскини.

Дмитрий врезал каблуками берцев под бока и лёг на шею рванувшего галопом коня.

* * *

Нападавшие визжали, орали что-то бессмысленное, чтобы заглушить собственный страх. Влетели в лагерь, с огромным облегчением увидели – враги бездвижны. Спешились, рванулись добивать беспомощных, грабить – сдирать кольчуги, шарить по пазухам и кибиткам, ловить напуганных коней…

Сихер быстро осмотрел тела чатыйских бойцов – и не нашёл тех, ради кого они здесь. Толкнул Плоскиню, указал на пятерых всадников, вброд уходивших через речку Волчанку. Ватаман бросился расшвыривать пинками обезумевших от запаха лёгкой добычи разбойников, крича:

– На коней, сукины дети! Догнать беглецов, рыжего русича и девку! За живого Хоря – мошна серебра! А хабар от вас никуда не денется.

Рядом Калоян лупил половцев ножнами, не разбирая – где спина, где голова. Наконец, загнали свои ватаги в сёдла, отправили в погоню.

Плоскиня присел у костра, взял в руки персидский шлем с золотой насечкой. Довольно покрутил головой:

– Знатная вещь! Богатая.

Калоян подлетел, вцепился:

– Отдай! Это шлем куренного бека, мне принадлежит по праву.

Бродник вскочил, выхватил саблю:

– Тут ничего твоего нет, собака кыпчакская! Кто первый нашёл – того и добыча!

Сихер встрял между готовыми схватиться вожаками, закричал:

– Разум потеряли! Дело не сделано, пока не пойманы названные ханом Котяном. Надо скакать за ними.

– Тебе надо, ты и скачи, – пробурчал Плоскиня, – а я тут посторожу. Чтобы эта харя мою долю не присвоила. Калоян слова не держит и чести не знает, всем это в степи известно.

– Кто бы говорил, – прохрипел кыпчак, плюясь, – душегуб, вор!

Шаман вскочил в седло и понёсся за погоней, расплёскивающей холодную воду Волчанки.

* * *

Летят кони, распластавшись над ровным столом степи, роняя пену – словно стремительные катера над водной гладью. Всадники, стараясь освободить скакунов, не сидят в сёдлах – приподнялись на стременах, согнули спины, прижались лицами к бьющимся на ветру гривам. Выноси, родимые!

Преследователи разбились на отряды, охватывая с боков, не давая уйти в сторону. Визжат азартно – вот она, добыча, видна!

Первые вёрсты пролетели, как проглоченные. А потом погоня начала отставать – хороши кони у беглецов. Значит, охота будет долгой. Никуда не денутся: догоним. День только начался, солнце светит, разбойники широкой дугой раскинулись – спрятаться от них негде.

Хорь приблизился к русичу. Напряг голос, перекрикивая ветер:

– Только до реки бы добраться. Там камыши, уйдём.

Дмитрий, измученный непривычной скачкой, с трудом улыбнулся, кивнул. Проорал:

– Там тебе доброе слово от Плоскини передавали. Чем насолил-то?

Бродник махнул рукой: потом.

Оглянулся – фигур преследователей не видно, только пыль лёгким облаком поднимается. Облегчённо вздохнул.

Спустились к реке, спешились. Кони тяжело дышали, раздувая бока, роняя серую пену. Хорь сказал:

– Влево, по тропке. И не шуметь. Найдём брод, переберёмся на ту сторону.

– Откуда знаешь, брат? – удивился Анри.

– Помотаешься с моё по дикому полю, все тайные стёжки и переправы выучишь наизусть. Как там Азамат?

– Дышит.

Кыпчак даже от бешеной скачки не пришёл в себя. Друзья подтянули верёвки, закреплявшие бездвижное тело на лошади. Пошли, где посуху, где по колено в ледяной воде, скрытые высокой стеной высохших стеблей.

Преследователи вылетели на берег, завертелись волчками, оглядываясь. Сихер пытался вслушаться, но поднявшийся ветер приносил невнятные звуки: то ли чавкают копыта коней беглецов, то ли речная волна бьётся о глинистый обрыв…

Крича на разболтанное войско, с трудом поделил на отряды: одних отправил вверх по течению, других – вниз. Сам с двумя десятками разбойников спешился. Оставив лошадей коноводу, пошли прямо в камышовые заросли – искать следы. Двигались медленно, осторожно раздвигая шуршащие стебли клинками. Сглатывали дерущую горло слюну – казалось, вот сейчас серо-желтая стена раздвинется – и прямо в грудь вонзится копьё поджидающего в засаде врага.