Айрон напрягся, ему что-то почудилось – словно бы кто-то смотрит из кустов. «Наверное, зверушка какая-нибудь», – пытался он успокоить себя. Ему, вроде, не доводилось здесь бывать до Катастрофы, но он представлял себе, как могла выглядеть тогда усадьба, – что-то по возможности отреставрировали, какие-то полуразрушенные постройки просто огородили, и они так и остались на долгие годы. По дорогам в выходные бродили толпы нарядно одетых туристов, везде стояли палатки с шаурмой и попкорном, продавались аляповатые сувениры – все эти медведи, матрешки, лапти. Посетители и в пруду купались небось, хотя на берегу сохранился еще колышек с табличкой, гласящей, что купание строго запрещено. И на лошадях здесь непременно катались, ну а зимой – пожалте в гости к Деду Морозу. А древние духи усадьбы неодобрительно смотрели на всю эту суету. Они никуда не ушли – они ждали своего часа. И вот теперь дождались. Совсем иное дело – эти пруды в неверном свете месяца, когда дубы шелестят, словно переговариваясь, а из поганых болот встают чьи-то тени. Айрон был уверен, что здешние духи – совсем не добрые. Древние духи любят кровь. Кто знает, что они потребуют за проход по своей территории с нагло потревоживших их покой чужаков?

Искру терзал страх. Когда они со Следопытом несколько раз выходили наверх, искали добычу в полуразрушенных домах, опустевших квартирах, ей не было так жутко. Конечно, в любой квартире мог поджидать сюрприз, однажды они наткнулись на гнездо арахны и еле ноги унесли, а в другой раз их до самого входа в метро гнала вичуха – описывала над ними круги, пыталась спикировать.

Однако все эти опасности были понятными – здесь же, в лесу, возле этого огромного водоема, у нее было ощущение незащищенности. В городе есть стены, за которыми можно спрятаться, а здесь ты открыт и беззащитен. И неизвестно, откуда может прийти смерть – из лесу, с воздуха, из воды. Но ей надо быть храброй, иначе ничего не получится. А если сталкера из нее не выйдет, то лучше бы ей умереть – тогда все равно ничего хорошего ее не ждет. Перед походом ей столько всего интересного рассказывали про Кузьминки, эта станция казалась ей желанным приютом после боли и унижения на Красной Линии. А на деле вышло – ничего здесь нет хорошего, скучные люди, в основном, старики да младенцы. Единственная девушка ее лет, Лариса, показалась Искре несносной задавакой. Нет, здесь ей делать нечего.

Да вот только и умирать ей еще рано – остались у нее кое-какие незаконченные дела. И Искра пробормотала про себя несколько имен, которые ей нельзя было забывать.

В кустах переговаривались ночные птицы, в лесу снова раздался треск. Сталкеры опомнились и потихоньку двинулись вперед. Под ногами захлюпала вода. Здесь рос кустарник, и Крот срезал себе и остальным палки, чтобы нащупывать путь, и велел идти след в след. Сделав несколько шагов, он услышал крик сзади. Искра оступилась и ухнула по пояс в яму с водой. Федор потянулся вытаскивать ее и сам нырнул. Теперь они беспомощно барахтались в воде. Ни тот, ни другая раньше не сталкивались ни с чем подобным и не знали, что лучше не дергаться, иначе быстрее затянет. Крот чертыхнулся, быстро срубил несколько веток, сделал подобие настила, лег и протянул руку барахтавшейся в яме девчонке. Та уцепилась за нее, и Крот принялся тянуть – наконец яма с чавкающим звуком отпустила одну жертву, и настала очередь Федора. Тот вел себя спокойнее, и вытащить его удалось почти без проблем. Тем не менее, случившееся Крот счел дурным знаком – и мог бы поклясться, что Айрон тоже.

Сталкеры пошли по заросшей тропе, огибавшей водоем справа. Крот с любопытством разглядывал все, что попадалось на пути. Полусгнившая коляска, скелет лошади и человеческие кости, валявшиеся вперемешку. Обломки киоска, а рядом, под чудом уцелевшим навесом, – трехколесный велосипед, не детский, а большой, на удивление хорошо сохранившийся. Крот наклонился, потрогал раму, крутанул педаль – велосипед ничуть не заржавел, словно его регулярно смазывали. Словно на нем катались не далее, как вчера или сегодня. Крот нахмурился – ему это не понравилось.

Поодаль, у самой воды, он заметил большой плоский камень. Вдруг тот начал издавать какое-то клокотание. Крот пригляделся – у камня обнаружились глаза и лапки. Это была огромная лягушка, таких он в прежней жизни не видал даже в зоопарке. Интересно, если лягушка таких размеров, то какие же тут должны быть мухи? С голубей величиной, не иначе. Этой певунье откликнулась другая, и вот уже целый хор гремел над прудом.

Чуть поодаль что-то белело, и Крот отошел посмотреть. Пенек, а рядом – чурбаки. Ничего удивительного, в принципе. Кроме одного – чурбаки выглядели так, словно дерево пилили вчера или позавчера, ну, от силы, неделю назад. «Очень интересно», – пробормотал Крот. Взял в руки небольшой чурбак – тот удобно лег в ладонь, пальцы сомкнулись вокруг. Крот повертел его, и вдруг в глаза бросилось, как удобно стоит Следопыт – как раз затылком к нему. У Крота потемнело в глазах, внутренний голос словно бы подталкивал пустить чурбак в дело. Крот отшвырнул проклятое полено, словно ядовитую змею, и дьявольское наваждение рассеялось. Он весь дрожал и косился на треклятый чурбак – а тот лежал в траве с таким невинным видом, словно бы и не искушал его проломить голову напарнику минуту назад. «Тьфу, – в сердцах сплюнул Крот, – вот так и начнешь верить в нечистую силу и заколдованное место!»

– Чего-то мне там не нравится, – сказал Литвин, вглядываясь вперед, в чащу.

Крот присмотрелся, прислушался. Лес безмолвствовал, но было ощущение, что оттуда, из-за деревьев, за ними наблюдают.

– Давайте лучше с другой стороны эту лужу обойдем, – поддержал неожиданно Следопыт. Видно, ему тоже было не по себе. Крот решил не игнорировать дурные предчувствия, и отряд отправился в обход.

Поблизости вновь послышался шорох. Черная шавка подбежала к краю воды и принялась шумно лакать. В воде сильно плеснуло. Кроту вспомнилось правило – не подходить близко к воде. Усталый голос в его голове напоминал о качелях, которые никто не раскачивал, о пустых качелях, которые летели сами по себе куда-то далеко-далеко. Тут он увидел огромное дерево у самой воды. Было оно такое приметное, так зловеще шелестели листья, так растопырились могучие корявые ветви, что Крот тут же мысленно обозвал его «ведьминым дубом», хотя в ботанике был не силен, и, возможно, на самом деле это был никакой и не дуб, а вяз, скажем, или ясень. И еще на секунду померещилось ему, что из темной кроны дерева кто-то следит за ними.

«Русалка на ветвях сидит», – вспомнилось ему, но он тут же одернул себя. Наверняка там притаилась какая-нибудь птица или зверюшка. Тем не менее, он вздохнул с облегчением, когда дерево осталось позади.

На берегу – прямо по ходу их движения – заквакала лягушка, ей откликнулась другая.

– Что-то мне не хочется туда лезть, – проворчал Крот. – К этим милым тварям в гости.

Слева была чаща. Туда тоже углубляться не хотелось, и все же они пошли по тропе, уходившей в лес, – а та забирала все левее и левее, и сталкеры даже не заметили, в какой момент все вокруг изменилось.

Из черной воды островками поднимались деревья, их кроны смыкались где-то высоко над головой. Сюда почти не доставал свет луны, здесь царила зловещая тьма. Передвигаться приходилось, перепрыгивая с одного островка на другой. Литвин, оступившись, едва удержался, его фонарик выхватил из тьмы соседний островок – и в тот же миг оттуда с шумом плюхнулась в воду какая-то скользкая туша, поднимая брызги. Луч скользнул по поверхности воды – она была неспокойна, волновалась, словно закипающий суп. Крот вдруг с содроганием заметил, что источник этого движения – толстые черные черви, сновавшие в воде туда-сюда. В голове всплыло воспоминание о пиявках со станции Удельная, о которых рассказывал Сафроненко. Крот вздрогнул – если здесь и впрямь живут кровососы, надо быстрей уходить. Луч выхватил какую-то белую массу у корней – и вдруг она резко вздрогнула. То была гигантская белая слепая личинка – она, казалось, спала, иногда резко подергиваясь во сне. Чуть поодаль лежала коричневая куколка, с виду неподвижная, но Кроту казалось, что под ее оболочкой тоже происходит шевеление. Он старался не задевать ее, но нечаянно споткнулся и рухнул прямо на эту гадость. Под его руками оболочка провалилась, и оттуда вывалился клубок мелких белых червяков, посыпалась какая-то труха. Куколка давно была мертва, выедена изнутри. Мертвый лес. Крот с содроганием отряхнул руки от приставшей к ним дряни. Поодаль еще что-то белело – человеческий череп. Видно, и раньше кто-то сюда забредал. Неудивительно, что это место пользуется такой дурной славой.