Он так увлеченно выражал свои мысли, что не заметил, как колечко лука и долька помидора, выскользнув из бургера, упали на его колени. Стажер взглянул на брюки, нахмурился и начал стирать жирные пятна неадекватно маленькой салфеткой.

— Ты прав, — ответил я. — Они в наших руках. Фактически это объясняет смысл нашей работы. Лучше смириться с незначительной уступкой, чем рисковать большой потерей.

Я рассказал ему, что поначалу тоже стремился к абсолюту — вел себя как школьный тренер, желавший привести свою необученную команду к победе в большом турнире. Но до парня не доходили мои объяснения. Судя по его глазам, он не понимал суть нашей работы. И это означало одно: если его действительно прислали к нам работать адвокатом, ему предстоял долгий путь обучения, который прошел каждый из моих коллег.

Понимаете, в чем дело… небесные судьи имели свои представления о человеческой морали. Им не нравилось выслушивать наши лекции. На самом деле они часто считали себя образцами нравственности и имели власть отстаивать это мнение. Несколько болезненных неудач научили меня важному уроку: поступай как угодно, бери все, что сможешь, но наращивай толстую кожу на части, которые болят. Если тебе не удается доказать судье свою точку зрения, ты должен добиваться любой (пусть даже маленькой) победы, которую способен получить. Никому не нравится попадать в Чистилище, однако в дальней перспективе — относительно потерь — оно лучше Ада, потому что речь идет о человеческих душах. Проигрывая дело, мы печалимся и злимся, но люди при этом отправляются в пекло. Им намного хуже, чем нам.

Алиса больше не звонила, поэтому, перекусив гамбургерами, мы отправились в «Циркуль». Если бы я встретил там Сэма, то передал бы ему шефство над стажером. К сожалению, мой приятель отсутствовал. Моника, приветствуя нас, притворно улыбалась, но ее глаза были дикими. Наверное, прошлым вечером она приехала ко мне и не застала меня дома. А на двери чернел тот чудовищный отпечаток лапы. Нэбер наверняка заметила его. Сейчас она, вероятно, гадала, почему я не позвонил ей после страстной ночи, проведенной вместе.

Моника молча посматривала на меня, и мне все время казалось, что на моей спине висела большая мишень для стрельбы. Я быстро расправился со своим напитком и обменялся ритуальными подколками с Уолтером Сандерсом, Сладким сердечком и остальными парнями.

— Эй, Клэренс, — спросил я, застегивая куртку, — может, поедем домой?

— Я хочу, чтобы вы перестали называть меня этим прозвищем, — ответил он. — Мне уже ясна ваша позиция о «прекрасной жизни в реальном мире». Я принял ее, поэтому хватит издеваться надо мной.

— Сначала заслужи свои крылья. Покажи себя, и тогда вместо Клэренса мы будем называть тебя Гарольдом или Гарри, или твоим именем. Кстати, напомни его.

— Я Харрисон, — с обидой ответил стажер. — Харрисон Элай! И я действительно хотел бы уехать домой.

Оказалось, что бедняга Клэренс перемещался по городу на автобусе. В рабочее время он разъезжал вместе с Сэмом. Вы только представьте себе! Ангел в салоне одного из коптящих небо городских автобусов! Впрочем, поначалу я тоже ходил пешком.

— Эй, Бобби! — окликнула меня Моника, пока я подталкивал Клэренса к двери. — Приятно было повидаться.

— Взаимно, красавица.

Однако я не стал задерживаться.

* * *

Когда мы помчались на запад к холмам, стажер назвал мне адрес.

— Британские высоты?[10]И где же там дома с меблированными комнатами? Неужели в каком-то жилищном товариществе?

— Хм! Я живу в частном доме.

— С каких это пор наш офис выделяет пособия для проживания в частных особняках?

Мои тревожные звоночки вновь начали свой перезвон. С кем же дружил этот парень?

— Нет-нет, ничего подобного. Просто я…

Он извивался у меня под боком, словно планировал выброситься на бетон 84-й магистрали.

— Я снимаю комнату.

— Снимаешь комнату? У обычных людей?

Я захохотал.

— Что с твоими мозгами, приятель? Зачем тебе эти проблемы? И как ты будешь выкручиваться, когда получишь свою адвокатскую практику? Ведь тебе придется уезжать и приезжать в любое время суток?

— Я еще не думал об этом. Когда придет время, тогда и буду тревожиться. Мои хозяева очень сговорчивые, и аренда комнаты помогает мне экономить деньги.

Теперь я знал, что он был умственно больным.

— Экономить деньги? Ты собираешься однажды купить свой собственный маленький домик? С лужайкой и штакетным забором?

— Не нужно смеяться над этим. Я… Я просто считаю, что бережливость полезна.

Судя по обиженному голосу стажера, я задел его чувства. Конечно, меня это мало заботило. Рассуждения Клэренса были нелепыми. Мы отличались от людей. Мы не могли вести себя как простые смертные. У нас имелись собственные функции и цели.

Остаток поездки мы провели в молчании. Я поставил диск Дилана — «Кровь на дорогах». Пока мы поднимались по склону к красивым дорогим домам, из динамиков лилась песня «Лили, Розмари и Червовый Джек». Клэренс попросил меня свернуть на улицу Крествью Парк и остановиться у большого особняка, оформленного в испанском стиле.

— Прекрасный дом, — сказал я, выпуская его из машины.

Он пожал плечами.

— Мои хозяева хорошие люди. Спасибо, что подвезли.

Все верно. Сначала мне казалось, что парень был сентиментальным идиотом. Однако, спускаясь с Британских холмов к сияющим огням города, я неожиданно почувствовал зависть. Как, наверное, приятно ехать домой к кому-то близкому — к другим людям, живущим с тобой под одной крышей, или хотя бы к своим домашним животным! У меня никого не было — я не хотел, чтобы мне мешали. И я знал, что, когда доберусь до своей квартиры, моя тоска по семейному комфорту забудется, как сон. Но в тот момент меня посетило нечто такое, что менее самонадеянный ангел назвал бы одиночеством.

* * *

Войдя в комнату мотеля, я почувствовал жар пекарни, словно после моего утреннего отъезда кто-то установил термостат на отметку в сто двадцать пять градусов по Фаренгейту. Затем мне в ноздри ударил запах — настолько сильный и отвратительный, что я, махая рукой перед лицом, отступил на пару шагов назад. Это и спасло мою жизнь. Тварь, ожидавшая в комнате, с размаху ударилась о приоткрытую дверь. Столкновение было столь мощным, что верхняя петля вырвалась из стены, и дверь покосилась в проеме. Через секунду мой визитер превратил ее в груду щепок, а затем, как осьминог, выбирающийся из расщелины в скалах, пролез в проем и выскочил на цементную дорожку.

Только это был не осьминог и не существо, которое я когда-либо видел. Передо мной возвышалась полупрозрачная человекообразная фигура — огромная, примерно в восемь футов высотой, такая темная, что я едва различал ее в свете фонарей на стоянке машин. Мне были видны лишь раскидистые рога на голове монстра и широкое удлиненное рыло, придававшее ему вид абстрактной статуи минотавра. Нас разделяло несколько футов, но жар, идущий от чудовища, обжигал мою кожу.