Джеймс взял нужные листки.

— «Пункт семь. Первоначальное обвинение, — прочитал он вслух. — Избиение несовершеннолетнего в камере предварительного заключения в полицейском участке Холлоуэй». — Потом прочитал второй листок: — «Пятнадцатилетняя девочка была избита полицейским в тот момент, когда он сажал ее в машину. Жертва пострадала от сотрясения мозга и резаной раны на голове, на которую потребовалось наложить три шва».

— Ни одному из обвинений не был дан ход, потому что не было твердых улик, то есть дело сводилось к показаниям Майкла против показаний жалобщика. Обе жалобы лежат уже пять лет, но всё равно… — проговорила Милли.

Джеймс откусил сандвич.

— Этот второй случай точь-в-точь как мой.

— Понимаю, — тихо произнесла Милли. — Когда я увидела эту жалобу, у меня челюсть отвисла. Знаешь, до чего же мне стало паршиво! Я чуть было не назвала тебя вруном прямо перед твоим контролером задания. Мне очень, очень жаль.

— Все мы делаем ошибки, — пожал плечами Джеймс. — Спросите того одиннадцатилетнего пацана, которого я отлупил.

— И еще твое замечание о том, что я выгораживаю Майка, потому что он коп, — продолжала Милли. — Ты и сам не догадываешься, до чего же ты попал в точку. Полицию не любит никто. Мошенники — по понятным причинам, а с обычными людьми мы сталкиваемся только в стрессовых ситуациях, например, когда они разбили машину или если их обокрали. И они не понимают, почему мы не посылаем весь отряд особого назначения на поиски их украденного телевизора. Нас вечно в чем-нибудь обвиняют, и постепенно привыкаешь всегда держать сторону своих коллег, потому что они — единственные люди, кто в случае чего заступятся за тебя.

— Вот доем этот сандвич и шоколадное пирожное — и сразу забуду, — пообещал Джеймс.

— Ты очень любезен, Джеймс, — улыбнулась Милли. — Я еще ничего не рассказывала Джону и, честно говоря, не горю желанием признать, что поступила как последняя дура. Я оставлю тебе эти заявления, покажи их Дэйву, когда он вернется, только не оставляй их на виду.

— Хотите чаю? — предложил Джеймс.

Милли посмотрела на часы и запихнула в рот кусок сандвича, совершенно недостойный истинной леди.

— Пожалуй, нет, через полчаса у меня встреча в полицейском участке. Но я тебе принесла кое-что еще.

Милли достала из рюкзака еще один листок.

— Сегодня утром Дэйв позвонил мне и рассказал, что, по словам Сони, ее отец добыл деньги в ограблении. Это список нераскрытых крупных ограблений, произошедших с марта по июль прошлого года. Всего здесь восемьдесят шесть пунктов, но, по нашим оценкам, Леону нужно было не меньше двухсот тысяч фунтов, чтобы расплатиться с долгами и купить второй паб. А это оставляет нам всего четыре случая.

— Значит, Леон — вероятный подозреваемый в любом из них?

Милли покачала головой:

— Мы так не думаем. В трех из этих четырех ограблений отдел по раскрытию тяжких преступлений уже нашел подозреваемых, но пока не имеет достаточных улик, чтобы арестовать их. А в последнем случае был ограблен охраняемый грузовик, похищено три миллиона в старых банкнотах Английского банка, которые везли на уничтожение. Но ограбление проведено на высоком техническом уровне и наверняка организовано кем-то из своих.

— Да, такие фокусы Леону Тарасову не по зубам, — сказал Джеймс.

— Верно, — кивнула Милли. — Среди местных преступников шло много разговоров об ограблении, но, чует мое сердце, это всего лишь дымовая завеса, пущенная Леоном. Лично я вижу только один способ, которым мелкая сошка вроде Леона Тарасова может легко отхватить двести тысяч.

— Торговля наркотиками, — закончил Джеймс за Милли.

— Ты читаешь мои мысли.

*

Вернувшись к урокам, Джеймс подумал, что было бы неплохо наконец-то приступить к реферату про викторианскую очистку воды. Для начала он прочитал соответствующий параграф в учебнике, потом взял ручку и написал в тетради свое полное имя и название сочинения, что дало ему одиннадцать слов.

Потом Джеймс взялся за первый абзац:

«В викторианскую эпоху по улицам Лондона текли бурные ручьи грязной сточной воды. От этого люди заболевали и страдали болезнями, о которых мы сейчас не имеем понятия, такими, как малярия, чума, рахит и тиф. Со временем дела стали лучше, потому что в викторианскую эпоху люди строили стали строить очистные сооружения и делали воду чище».

Джеймс насчитал шестьдесят пять слов, включая имя, заголовок и те слова, которые он вычеркнул. Потом вычеркнул чуму и написал «черная смерть», потому что это давало два лишних слова. Оставалось еще тысяча четыреста тридцать три слова, а Джеймса преследовало жуткое чувство, что он уже написал о викторианской санитарии всё, что знал.

Наилучшим выходом было бы скачать что-нибудь из Интернета. Он полез под кровать за ноутбуком, как вдруг в дверь позвонили.

На пороге стояла Ханна. На ней были белые колготки, длинная серая юбка, бледно-зеленая блузка и полосатый галстук.

— Впусти меня скорее! — пискнула Ханна, оттолкнула Джеймса с дороги и захлопнула дверь.

— Что за паника? — поинтересовался Джеймс.

Ханна не ответила.

— У тебя ведь нет подружки, да, Джеймс?

Джеймс покачал головой.

— А что…

Но закончить он не успел. Ханна обняла его за шею, встала на цыпочки и принялась целовать. Отстранилась она лишь спустя полминуты.

— Что с тобой? И что это за нелепая форма?

— Терпеть ее не могу, — торопливо заговорила Ханна. — После того, как умер Уилл, меня выгнали из старой школы, и родители устроили меня в частную. Какой у тебя номер мобильного?

Джеймс назвал, и Ханна записала номер на запястье.

— Сегодня в школе я целый день думала о тебе, Джеймс. Как ты защитил нас в прошлую субботу! Потрясающе! Но отец, когда забрал меня из полиции, страшно разозлился и запретил мне гулять. Он терпеть не может, когда я гуляю с окрестными ребятами, и, наверно, мне теперь целую неделю не удастся выйти из дому. Но я позвоню тебе попозже, поболтаем, ладно?

Джеймс улыбнулся:

— Да, конечно.

Ханна еще раз поцеловала Джеймса.

— Если отец нас застукает, можешь переломать ему руки.

Она подняла с пола рюкзак, повернулась, взметнув подол плиссированной юбки, и направилась по балкону к своей квартире.

*

После школы Джеймс пошел погонять мяч с Максом и Чарли и получил приглашение на ужин к Тарасовым. После предыдущего знакомства с русской трапезой из четырех блюд Джеймс решительно пресекал попытки Саши положить ему добавки.

Когда он вернулся домой, Дэйв и Соня смотрели телевизор в гостиной. Джеймс прошел к себе и заметил на телефоне сообщение: