Но мы не показываем подробностей. Это всего лишь… часть трагедии. Люди связывают экспедицию Доннера с каннибализмом. Но те, что спаслись, рассказывали потом, что куда страшнее были голод и отчаянье. Отряд идет вперед много дней. Эдди старается подбодрить товарищей. Умирают еще несколько человек, их тоже съедают. В живых остаются все пять женщин и только четверо мужчин. Двое индейцев и двое белых – Эдди и Фостер. Фостер предлагает застрелить краснокожих и съесть их. Но Эдди против. Он предупреждает индейцев, и те успевают скрыться. Фостер в ярости бросается на Эдди, их разнимают женщины.

Почему мужчины умирают, а женщины остаются жить? У женщин больше подкожного жира, а вес меньше, и пробираться по снегу им легче. Злая шутка судьбы: мужчин убивают мускулы.

Отряд в пути уже восемнадцать дней. Восемнадцать дней они пробираются через горы, ледяные иглы впиваются в щеки. Наконец отряд спускается туда, где снега нет. Семь скелетов идут по лесу. Они видят оленя, но у Эдди нет сил поднять ружье. И все же он целится, стреляет… и промахивается. Эдди бросает ружье на землю. Люди жуют траву, как коровы. А потом Эдди замечает дымок. Индейская деревня. Его спутники уже не могут встать с земли, и Эдди бредет в деревню один.

Вы помните, что золотая лихорадка началась в сорок девятом? До этого в Калифорнии людей почти не было. На месте нынешнего Сан-Франциско стоял городок Эрба-Буено, в нем жили несколько сотен человек.

Камера показывает ранчо у подножия гор. Рядом журчит ручей, кое-где еще видны проплешины снега. Камера отъезжает все дальше, и мы видим, что на много километров вокруг нет жилья. Где-то там, в углу экрана, двое индейцев поддерживают изможденного человека. Камера снова придвигается, и мы видим костлявую фигуру, свалявшуюся бороду, грязные лохмотья, босые ноги. Этот человек…

Вильям Эдди! Ему дают воды. Немного муки, большего его желудку не вынести. Из глаз Эдди катятся слезы.

– Еще шестеро остались в индейской деревне, – шепчет он.

За ними отправляется отряд. Эдди вывел из гор Форстера и пять женщин. Восемь человек погибли в пути. Эдди рассказывает фермерам о тех, кто остался в горах. Он смог! Он дошел!

Но это еще не конец. Первая часть – путь в горы, вторая – путь из ущелья к людям. И наконец, третья – спасательная экспедиция. Семьдесят человек в горах ожидают помощи. Отряд из сорока кавалеристов отправляется на поиски. Возглавляет экспедицию самовлюбленный полковник Вудворт.

Эдди и Фостер не могут пойти с ними, они еще слишком слабы.

Эдди просыпается и видит, как мимо окна едут всадники. Десятки человек.

Несколько дней Эдди мечется в лихорадке. Наконец он приходит в себя. Его первый вопрос: что с остальными. Хозяин дома говорит, что полковник Вудворт остановился в двух днях пути отсюда, пережидает снежную бурю.

Семеро солдат сумели-таки прорваться через перевал. Сами чуть не погибли. Вывели они только двенадцать человек: снег оказался слишком глубоким, да и колонисты совсем ослабели. Некоторые из них умерли в пути.

Эдди долго молчит.

– Что с моей семьей?

Хозяин опускает голову.

Когда солдаты добрались до ущелья, жена и дочь Эдди были уже мертвы. Сынишка выжил, но взять его с собой не вышло: слишком он мал, чтобы идти по снегу.

Эдди садится на постели. Он должен идти. Сын Фостера тоже остался в лагере. Враги заключают перемирие и договариваются отправиться в горы вместе.

Они находят лагерь спасательной экспедиции. Вудворт говорит, что весенние бури очень опасны и его люди с места не сдвинутся. Но Эдди не готов сдаться. Он предлагает двадцать долларов за каждого вынесенного из ущелья ребенка. Несколько солдат соглашаются, и отряд пускается в путь. Они чуть не погибают в горах. Наконец Эдди, Фостер и несколько уцелевших солдат, едва передвигая ноги, добираются до ущелья. Страшное зрелище! На снегу валяются разделанные тела. Куски плоти свисают с крюков, как связки сосисок в мясной лавке. И запах! И отчаянье! Оставшиеся в живых утратили человеческий облик. Эдди едва находит в себе силы зайти в хижину, которую построил в начале зимы. В ней жила его семья, и семья Фостера тоже.

Сын Фостера жив! Отец плачет, прижимая ребенка к груди. Но Эдди опоздал. Его мальчик умер несколько дней назад. Тела нигде нет. Вильям Эдди потерял всю семью. Он в ярости бросается на Кесеберга, который выжил лишь потому, что ел трупы детей. Кесеберг падает. Он уже не человек, он просто животное. Да он и не был никогда человеком. Эдди поднимает руку… и опускает ее. Он не может убить.

Эдди лежит на снегу и смотрит в небо – небо, с которого упала та самая, первая снежинка. Фостер склоняется над Кесебергом. Раз Эдди не может убить эту тварь, Фостер все сделает сам.

– Оставь его, – раздается голос убитого горем Эдди. Он знает, что зверь притаился в каждом из нас, что все мы можем в него превратиться. – Пусть живет, – говорит Эдди.

Вильям Эдди просто выжил. Он смотрит на горы. Человек не вправе рассчитывать на большее. Только на то, чтобы выжить. Перед лицом истории, страданий, смерти мы осознаем, сколь мы беспомощны и сколь самоуверенны. Наш удел – корчиться, укрываясь от ветра, умирать от голода, бороться со зверем в себе. Это и есть жизнь.

Люди благородны. Они выступают против природы и судьбы во имя семьи, любви, во имя человеческого достоинства. Но их усилия тщетны, победить природу нельзя. Любовь – это победа человека над его звериной сущностью. Мы любим. Мы боремся. И погибаем в одиночку.

На экране двести лет пролетают за десять секунд. Появляются поезда, потом дома, машины едут через тот же самый перевал. Когда-то непроходимый отрезок пути становится частью автострады. Дорога через горы теперь занимает час, а о людях, погибших в этом ущелье, мы не вспоминаем. А потом камера, слегка отодвигаясь, показывает нам лес, и становится понятно: нет, ничего не изменилось. Вот те же деревья, та же гора, то же непроницаемое, жестокое лицо природы. Лицо смерти.

Шоссе пропадает так же быстро, как и появляется. Это был всего лишь мираж, бред угасающего разума. Мы снова видим перевал. 1847 год. Здесь тихо, как в могиле. Закат. Вильям Эдди уезжает из гор. Один.

Апрель 1962

Рим, Италия

Паскаль так и не смог уснуть в маленьком, но очень дорогом albergo — гостинице у вокзала. Непонятно, как люди отдыхают в этих римских гостиницах. Такой шум кругом! Юноша встал пораньше, оделся, повязал галстук, выпил кофе и поехал на такси в Гранд-Отель, туда, где жила американская съемочная группа. На ступенях Испанской лестницы Паскаль выкурил сигарету – тянул время. На улицах торговцы уже расставляли на столиках цветы, вокруг сновали туристы – на шеях фотоаппараты, в руках свернутые карты города. Паскаль сверился с запиской, которую отдал ему Оренцио, и тихонько повторил про себя имя, чтобы ничего не напутать.

«Мне нужен… Майкл Дин. Майкл Дин. Майкл Дин».