— Как он умер?

— Я слышал, это случилось на пиру. Он пил вино, и его сердце внезапно остановилось.

— Что было потом, после пира?

— Откуда мне знать? — развел руками Чареос. — Его похоронили в гробнице Ульрика. Церемония была пышная, и на ней присутствовали тысячи людей, в том числе и послы — от нас, от Вентрии и от восточных стран. Ханом стал его старший сын, Джунгир. Он убил своих братьев и теперь правит надирами единовластно. Но какое отношение имеет это к нашему пути? Или тебе просто любопытно?

Окас покрутил в воздухе указательным пальцем. Из пальца хлынул золотистый свет, очертив круг. Следом возникли новые круги — они пересеклись с первым, и образовалась сфера. Окас провел пальцем прямую золотистую линию.

— Вот таким ты видишь свой путь: простым, прямым, с началом и концом. А вот каков он на самом деле. — Старик указал на сферу. — Твоя линия пересекается с множеством других. Я знаю твою тайну, Чареос. Знаю кто ты. Ты сын последнего князя Дрос-Дельноха. Наследник Бронзовых Доспехов. Значит, кровный родственник Тенаки-хана, а твоими предками были и Ульрик, и Регнак, второй Бронзовый Князь.

— Я надеюсь, что ты никому больше не откроешь эту тайну, — шепотом произнес Чареос. — Я не желаю возвращаться в Дренай и не хочу, чтобы меня нашли.

— Как скажешь... Но зов крови силен и тянется через века. Ты сам убедишься в этом. Почему Тенака-хан оставил тебе жизнь?

— Не знаю. Правда не знаю.

— А «призраки грядущего»?

— Это еще одна загадка. Все люди в грядущем становятся призраками.

— Но по-надирски эти слова можно перевести также как «спутники призрака» или даже «сторонники призрака». Разве не так?

— Я не искушен в тонкостях надирского языка. Да и какая разница?

Окас легко соскочил на пол.

— Я провожу вас в надренское селение, где держали Равенну и прочих женщин. А там поглядим.

— Может, она все еще там?

— Не могу сказать. Мне нужно взять духовный след от ее дома.

Окас вернулся в большую горницу. Киалл, взвалив на стол тяжелый узел, развязал его, и оттуда, блестя при свете лампы, посыпались разные золотые вещи: браслеты, ожерелья, кольца и даже пояс с массивной золотой пряжкой.

— О радость! — вскричал Бельцер, погружая свои ручищи в груду сокровищ. — Чареос говорил, что ты смышленый, но я не думал, что настолько.

— Этого нам хватит, чтобы выкупить Равенну, — сказал Киалл.

— Да на это сотню женщин можно купить. Когда делить будем?

— Никакого дележа. Я же сказал — это для Равенны. Бельцер налился кровью.

— Я тоже приложил к этому руку — ты, поди, содрал все это с трупов тех, кого я убил около Врат. Часть золота принадлежит мне. Мне! — Бельцер взял пригоршню украшений и принялся рассовывать их по карманам.

Киалл, отступив на шаг, выхватил меч, а Бельцер в ответ поднял топор.

— Прекратите сейчас же! — взревел Чареос, встав между ними. — Убери саблю, Киалл. А ты, Бельцер, положи золото обратно.

— Но, Чареос... — начал Бельцер.

— Положи, я сказал!

Бельцер швырнул золото на стол, отошел и сел у огня. Чареос обратил гневный взор на Киалла:

— В его словах есть доля правды. Подумай об этом!

Киалл помолчал немного и сказал:

— Подели все поровну, Чареос. Я выкуплю Равенну на свою долю.

Финн, подойдя к столу, взял одно из колец и надел на палец.

— Больше мне не нужно.

Маггриг выбрал себе браслет, Чареос не взял ничего. Бельцер встал и обвел их сердитым взглядом.

— Вы меня не устыдите. Я возьму то, что мне причитается. — Он рассовал изрядное количество золота по своим глубоким карманам и вернулся к огню.

— Как рассветет, отправимся в Горный Трактир, — сказал Чареос. — Там прикупим лошадей. Ты теперь богат, Бельцер, и сможешь купить себе собственного скакуна и столько еды, сколько душа пожелает.

— Ты говоришь, что я в великой опасности, но не можешь сказать, откуда она придет? — холодно произнес Джунгир-хан, развалясь на своем украшенном слоновой костью троне и глядя на коленопреклоненного шамана.

Шотца, не поднимая глаз от ковра, обдумывал свой ответ. Он был уже третьим шаманом при особе надирского хана. Первого посадили на кол, второго удушили. Шотца твердо решил, что преемника у него не будет.

— Великий хан, — сказал он, — передо мной стоит волшебная преграда, и понадобится срок, чтобы ее преодолеть. Однако я знаю, откуда исходит волшебство.

— Откуда же?

— От Аста-хана. — Произнеся это имя, шаман отважился взглянуть на своего повелителя.

Лицо Джунгира не выразило никаких чувств, но темные глаза сузились.

— Так он еще жив? Как это возможно? Он был уже старик, когда мой отец сделался ханом. И вот уже двадцать лет, как он покинул город, чтобы умереть.

— Но он не умер, повелитель. Он все еще живет в Лунных горах. Там много пещер и ходов, что ведут к самому ядру земли.

Джунгир встал. Он был высок для надира, как и Тенака, его отец. Черные как смоль волосы он стягивал в тугой узел на макушке и носил короткую, разделенную натрое бородку. Темные раскосые глаза не позволяли догадаться о его смешанной крови.

— Встань, — приказал он шаману, и Шотца повиновался — маленький, не выше пяти футов, жилистый и лысый. Ему не было еще и шестидесяти, но глубокие морщины уже избороздили его лицо.

Джунгир заглянул в его необычно светлые глаза и улыбнулся:

— Ты боишься меня?

— Как веяния смерти, господин.

— Но и любишь?

— Люблю ли? Ты мой хан. Будущность надиров зависит от тебя. Зачем тебе еще и моя любовь?

— Я не нуждаюсь в ней, но ты хорошо сказал. А теперь скажи мне об Асте.

Хан снова уселся на трон, запрокинув голову и глядя на шелковый балдахин, придающий тронному залу подобие огромной юрты. Шелка были дарами от восточного царства Чиадзе и входили в приданое невесты, присланной хану оттуда.

— Покинув племя Волков, Аста-хан исчез, — начал Шотца. — Мы все считали его умершим. Но в последнее полнолуние, пытаясь проследить серебряную нить твоей судьбы, я увидел скопление густого тумана над знаком твоего дома. Я попытался пройти сквозь него и поначалу преуспел, но затем туман отвердел и превратился в стену. Я взлетел высоко, однако не смог найти ее вершины. Использовав всю тайную власть, которой наделили меня мои наставники, я под конец пробил эту стену — но ненадолго. Мне удалось разглядеть только лицо Аста-хана. И я ощутил, что в грядущем году тебя подстерегает опасность. — Шотца облизнул губы и продолжил, взвешивая каждое слово: — Я видел сверкающие бронзовые доспехи, парящие под некой звездой, и воина, искусно владеющего мечом. Но тут Аста понял, что я здесь, — меня отбросило назад, и стена сомкнулась снова.