— А ты откуда знаешь немецкий? — спросил у него Миллер, когда темная фигура Гарсиа приблизилась.

— На курсах, — ответил Гарсиа. — Генерал заставил выучить. У него в штабе все умеют говорить по-немецки… Ну, показывайте ваш чемпионский способ.

— Дай остыть, — сказал Миллер.

Костер из листьев догорел.

Карл глубоко вздохнул. Запах бензина и дыма мешался с острыми, пряными запахами южной ночи. Вокруг бассейна стрекотали цикады.

На месте костра осталось тлеющее красное пятно, которое с каждой секундой съеживалось на манер шагреневой кожи.

Гарсиа, описав широкий круг, возвратился к Миллеру. Слышно было, как он с шумом выплевывает воду.

— Начнем? — сказал Гарсиа, тронув Миллера за руку.

— Главное — это дыхание, — начал Миллер. — В этом весь фокус. Человек почти все время должен находиться под водой. Он высовывает голову только на короткое мгновение, чтобы сделать вдох, и снова погружается. Все основано на законах физики. Суть дела в том, что тело, которое движется под водой, встречает гораздо меньшее сопротивление, чем при движении по поверхности.

— Понятно.

— Если ты это как следует усвоишь, все будет о'кей. Ну что, приступим?

— Но я ничего не увижу…

— Не беда, — усмехнулся Миллер. — Я буду управлять в воде твоими движениями. Дай-ка сюда руку… Вот так. Ее ты забрасываешь как можно дальше, ложишься на воду, вторую руку отводишь назад…

Освежившись в бассейне, Миллер вернулся в дом.

— Ну как настроение, коммерсант? — спросил у него Четопиндо, сидевший в плетеной качалке на веранде. Судя по всему, генералу немного нездоровилось, хотя он и скрывал это.

Миллер щелкнул каблуками:

— Готов к операции, ваше превосходительство.

— Отлично!

— Скоро операция?

— Через неделю.

— Что? Разве не сегодня вечером? — растерянно переспросил Миллер.

— А ты непонятлив, коммерсант. Я имею в виду главную операцию, связанную с Гарсиа, — сказал Четопиндо. — Он слишком много знает и болтает лишнее, потому судьба его решена.

«Его шутки становятся слишком навязчивыми и плоскими», — подумал Миллер, глядя на болезненное лицо генерала.

— Что смотришь? — спросил Четопиндо.

— У тебя усталый вид, Артуро.

— Пустое, — махнул рукой генерал. — В общем, сделаем так. После операции — на сей раз я имею в виду твою пластическую операцию — ты останешься здесь на неделю.

— А ты?

— Я сейчас уезжаю с Гарсиа и потом вернусь за тобой.

— Но почему так долго?

— Потому что после операции твое лицо опухнет и будет как подушка, и отеки спадут только через шесть-семь дней.

— Не раньше?

— Не раньше. Насмотрелся я на эти пластические операции… Впрочем, это неважно. Важно, что когда мы вернемся, ты будешь в форме. Я бы сказал — в новой форме!

Миллер поморщился:

— Я бы не хотел оставаться здесь один…

— Что поделаешь, — перебил Четопиндо. — Меня ждут серьезные дела. Кстати, надо пристроить драгоценности, которые ты привез, чтобы они давали хорошие проценты. К сожалению, денег в нашей партийной кассе — не густо.

— Значит, вернешься в Королевскую впадину?

— Э, нет, — улыбнулся Четопиндо. — Порт — слишком беспокойное место, чтобы хранить там такие ценности. Иностранные суда рядом, да и докеры все время волнуются… Я же говорил, когда ехали сюда, твой багаж был доставлен в надежное место.

— Куда?

— Ну, скажем так: в центр страны, — небрежно уточнил Четопиндо, слегка раскачиваясь, и назидательно поднял палец. — Твой погибший шеф из Берлина сообщил мне, что ценности, которые у тебя имеются, предназначены для движения, что это, в сущности, партийная казна и что они будут брошены на алтарь общего дела. Разве это не так?

— Так.

— Вот и договорились. Я всегда считал, что немцы… пардон, бразильцы — сметливый народ, — сказал Четопиндо.

«Счастье еще, что он не знает, какую сумму из этой самой партийной казны я отвалил Педро, — подумал Миллер. — Узнай об этом Четопиндо, он, наверно, убил бы меня. Но еще вернее меня убил бы Педро, если бы я не расплатился с ним так щедро». Однако теперь, с пустыми руками, он, Миллер, всецело в лапах Четопиндо. Вот из этого и нужно исходить в своих расчетах и действиях. Потом, с течением времени, возможно, положение изменится, и он сумеет потребовать у Четопиндо свою долю. А пока…

В конце концов, нужно отдать Четопиндо должное. Он проявил (правда, не совсем понятно, почему) совершенно необычную заботу о незаконном иммигранте с весьма запятнанной репутацией. Эта забота простерлась до того, что Четопиндо сам занялся устройством пластической операции Миллера. Такая забота чего-нибудь да стоит!

Генерал сидел откинувшись в качалке. Казалось, он тоже о чем-то размышлял.

— Послушай, Артуро, а как же Гарсиа?.. — начал Миллер.

— Об этом не беспокойся, — перебил Четопиндо и уверенно махнул рукой. — Шофер будет при мне неотлучно. А вернусь — разберемся с ним… Гарсиа! — крикнул вдруг Четопиндо так громко, что Миллер вздрогнул.

— Иду! — откликнулся шофер откуда-то из глубины территории, погруженной в вечерние сумерки.

Через минуту Гарсиа поднялся на веранду. В руке он держал небольшой букет из осенних листьев.

Четопиндо спросил:

— Машина готова?

— Да, генерал.

— Мы выезжаем через пять минут.

Вернулся Четопиндо, как и обещал, через неделю. Машина лихо подкатила к самой веранде.

Генерал, еще больше загоревший, вышел из машины и стал подниматься по лестнице. На полпути он, покачнувшись, схватился за перила.

— Ты нездоров, Артуро? — спросил у него Миллер, который стоял в тени навеса.

— Пустяки, — махнул свободной рукой Четопиндо. — Небольшая слабость.

— Наверно, лишнюю сигару выкурил?

— А может, наоборот, недокурил. Ну-ка покажись, что с тобой сделали?

Миллер вышел на свет.

— О, Шторн на сей раз превзошел себя! Славно, славно, — приговаривал Четопиндо, вертя Миллера так и этак, обращаясь к Шторну, остановившемуся рядом. Тот лишь довольно улыбался.

Позади него стоял Гарсиа, разинув от восхищения рот. Это и впрямь было похоже на волшебство, он даже в первую минуту усомнился: да полно, неужели это в самом деле тот самый человек, которого он привозил сюда неделю назад?