груди одну из подушек горчичного цвета. Когда я вхожу, она поднимает голову – ее темные глаза сверкают от волнения.

– И что? Ты поговорила с ним?

– Да. Папа сказал, что постарается выяснить все, что сможет, но только завтра. Сегодня днем он не в редакции.

Мама вскакивает с дивана и подходит к окну. Ее босые ноги покрыты загаром, и она все время переминается с одной на другую. Ее энергия почти ощутима, как сияние вокруг детей в старой рекламе «Реди Брек», которую мама однажды заставила меня посмотреть на «Ютьюбе».

– Я чувствую, что мне нужно делать что-то еще, чтобы найти Дафну. – Она прикасается к массивному ожерелью, висящему у нее на шее, несколько мгновений перебирает в пальцах аквамариновые бусины, затем поворачивается ко мне – ее глаза сверкают еще больше. – Я еду в Лондон.

– Что? Зачем?

– Съезжу, навещу твоего отца. Я не видела его с самого твоего выпускного вечера. Было бы здорово наверстать упущенное.

Вот такая странная штука с моими разведенными родителями. Они все еще любят друг друга. На моем выпускном они все время пили, смеялись и болтали друг с другом, и, когда я сказала Таре, что они действительно развелись, та была потрясена. Я часто думала: если бы они встретились позже, а не в подростковом возрасте, то остались бы вместе?

– Папа вряд ли сможет найти что-нибудь об Алане Хартолле, – говорю я. – Максимум узнает его адрес, а это можно передать и по телефону.

– Я знаю, но зато мне будет чем заняться и не путаться у тебя под ногами. У тебя есть работа, а я просто болтаюсь здесь, не принося пользы. Завтра поеду на поезде. Ты не подбросишь меня до станции? – Прежде чем я успеваю ответить, мама достает свой смартфон из заднего кармана джинсов. – Завтра есть поезд до Паддингтона в… – она пристально смотрит на экран, – девять двадцать восемь утра. – Потом поднимает взгляд от экрана. – Не слишком рано для тебя?

Мама все еще считает, будто я сохранила привычки подросткового возраста, когда валялась в постели до полудня.

– Нормально, – говорю я. Ее идею я считаю безумной, но зато мама уедет из дома на целый день и даст мне возможность закончить работу над дизайном книги. Моя начальница Кейтлин уже ждет результата. Она была недовольна моим последним макетом. Я беспокоюсь, что теряю хватку. Меня слишком отвлекали переезд, беременность, бабушка, мама… И, конечно же, мелкая проблема с трупами у нас в саду.

– Перестань кусать губу, – говорит мама, проходя мимо меня. – Я поставлю чайник.

* * *

Когда я встаю на следующее утро, мама уже одета и наносит макияж, сидя за кухонным столом. Том уже ушел – он выходит из дома в шесть часов утра. Теперь ему приходится долго добираться на работу, и я думаю, что радость от переезда на новое место не искупает этого. Вчера вечером он вернулся домой позже обычного из-за того, что поезд задержался в пути; упал в постель, совершенно вымотанный, обхватил меня обеими руками и почти сразу вырубился.

– Ты выглядишь круто, – говорю я, и это правда; сама ни за что не оделась бы так. На маме приталенный черно-белый твидовый пиджак с большими латунными пуговицами, ее любимые обтягивающие джинсы лазурного цвета, белая футболка с низким вырезом и то же самое массивное аквамариновое ожерелье, в котором она была вчера. Я чувствую себя распустехой в своем мешковатом джинсовом полукомбинезоне и лимонно-желтой футболке.

– Спасибо. – Она разглядывает меня в свое карманное зеркальце. Затем опускает его и хмурится. – Ты в порядке? Выглядишь немного… усталой.

– Все со мной хорошо. Просто утренняя тошнота. – От ее духов у меня болит голова. Хотя дело не только в этом. Мне немного не по себе от того, что я на целый день останусь в коттедже одна. Раньше мне это было привычно, и вообще очень хочется немного побыть без мамы. Но теперь, когда она действительно уезжает – да еще с учетом того, что Том в Лондоне, – я вдруг остро осознаю, что действительно останусь одна. В этом жутком месте с призраками двух погибших людей…

Я стараюсь не смотреть в окно, пока наливаю себе в стакан воду. Том считает, что нам, возможно, придется нанять другую строительную фирму. Чем быстрее заделают эту яму, тем лучше. Каждый раз, когда я смотрю на нее, у меня мурашки бегут по коже.

Мама отодвигает свой стул.

– Садись, дорогая. Что тебе принести? Тосты? Крекеры для перекуса?

Я замечаю, что она уже помыла посуду и убрала вчерашние вещи. Я чувствую себя так, словно это ее дом, а я здесь гостья, хотя технически так и есть. Мама даже покормила пса. Я думала, что она никогда не будет этим заниматься.

Мама приносит мне крекеры, и я опускаюсь на стул, пока она суетится вокруг меня. Я слишком устала, чтобы возражать. Мои внутренности сжимает тревога. Чувствую себя так, словно это я сажусь на поезд до Лондона. Что может раскопать отец? Это наверняка вызовет настоящую бурю в стакане воды.

– Итак, каков план? – спрашиваю я, откладывая крекер. От него все равно никакого прока.

– Я встречаюсь с твоим отцом за ранним обедом. – Мама сверяется с изящными золотыми часиками на запястье. – Что ж, нам пора идти. Ты уверена, что сможешь меня отвезти? Я с радостью вызову такси.

Я поднимаюсь со стула.

– Все в порядке, мама. Пойдем.

Она не закрывает рот всю дорогу до станции. К тому времени, как мы приезжаем, голова у меня просто раскалывается. Продолжая болтать, мама выходит из машины.

– Я позвоню тебе позже, чтобы держать в курсе. На обратном пути возьму такси, чтобы не беспокоить вас. Я…

Машина позади меня сигналит.

– Мам, я не должна была здесь останавливаться.

– Хорошо, ухожу, ухожу. – Она закрывает пассажирскую дверь, машет рукой и посылает воздушные поцелуи, пока я отъезжаю.

Обратный путь до коттеджа проходит в тишине и покое.

Войдя в дом, я решаю позвонить папе. Он берет трубку на втором гудке.

– Привет, солнышко. Я собирался тебе позвонить, но подумал, что еще рановато.

Сейчас половина десятого. Что это с моими родителями и кем они меня считают?

– Просто хотела спросить, не повезло ли тебе что-нибудь узнать про Шейлу Уоттс? – спрашиваю я.

Судя по ритму его дыхания, он разговаривает на ходу. Мне нравится думать о том, как он идет на работу по улицам Лондона с блокнотом в кармане пиджака и, возможно, с кофе, взятым навынос по дороге. Мой высокий, широкоплечий, красивый папа…

– Ну, вообще-то, я кое-что нашел, –