Оказавшись в своем кабинете, Трон первые три четверти часа безуспешно пытался выяснить, какой безмозглый осел растопил здесь утром печь. Огонь едва теплился и сильно тянуло дымом – очевидно, в печь засунули сырые поленья. Еще минут сорок у него ушло на чтение «Венецианской газеты», которая и сегодня – скорее всего, по указанию Тоггенбурга – ни единым словечком не упомянула о происшествии на «Эрцгерцоге Зигмунде», зато всю первую полосу отдала под материалы о грядущей установке фонарей газового освещения, подчеркивая, что делается это по желанию и повелению императора.

Около половины второго, когда Трон уже был уверен, что и Шпаур счел излишним показываться сегодня в управлении, на пороге его кабинета появился сержант Босси.

– Барон хочет поговорить с вами, комиссарио.

– Прямо сейчас?

Сержант козырнул.

– Немедленно.

Спустившись на этаж ниже, Трон постучал в дверь кабинета Шпаура и нажал на ручку двери. За ней послышалось ворчание, которое он счел приглашением войти.

Полицай-президент оторвал взгляд от бумаг. Выглядел он очень сосредоточенным.

– Садитесь, комиссарио.

На столе Шпаура, обыкновенно пустом, сегодня лежало пухлое дело – возможно, с отчетами Пергена. Тут же стоял кофейник, рядом кофейная чашка и коробка конфет «Демель». Число комочков пестрой бумаги доказывало, что Шпауру нравились эти конфеты. И, конечно, на серебряном подносе красовались початая бутылка коньяка и небольшая пузатая рюмочка. В отличие от кабинета Трона здесь было хорошо протоплено. Большая кафельная печь давала столько тепла, что барон даже приоткрыл окно.

Шпаур подождал, пока Трон сядет. Потом безо всякого вступления сказал:

– У меня сегодня утром был разговор с полковником Пергеном.

– О двойном убийстве на пароходе? – осведомился Трон.

Шпаур кивнул.

– Он присоединился ко мне у «Даниэли». За завтраком.

Трон был вынужден подавить улыбку. Полковник нарушил неписаное, но незыблемое правило, возможно, ему неизвестное: не докучать полицай-президенту служебными делами во время обеда, сколь бы важными эти дела ни были.

– И чего он хотел, господин барон?

– Сесть за один стол со мной. – Шпаур не скрывал возмущения.

– За ваш стол…

Шпаур фыркнул.

– Да, он сел напротив меня, и избежать этого я не мог. Он сел – и все тут! Не дожидаясь моего приглашения! – Взгляд Шпаура как бы резюмировал: полковник Перген невежа.

– Он хотел передать вам какие-нибудь бумаги? – Трон вопросительно посмотрел на лежавшую перед Шпауром папку.

Шпаур мотнул головой.

– Нет. Отчеты успел принести в управление его адъютант. Он хотел поговорить со мной за завтраком.

– О чем же?

Шпаур взял из коробки трюфель, развернул, положил в рот и запил кофе.

– Речь шла о вашем визите к некоему Албани.

– Баллани.

Шпаур передернул плечами.

– Пусть будет Баллани, мне все равно. У полковника Пергена сложилось впечатление, что ваш визит к синьору Баллани как-то связан с историей на судне «Ллойда».

– Он жаловался на меня? – спросил Трон.

– Нет. Жалоб с его стороны не последовало, – ответил Шпаур. – Он хотел лишь выяснить, чего вас вчера понесло к этому Баллани. Он вас.

Трон вздохнул.

– Он увидел меня, когда я выходил из дома Баллани.

– Полковник, похоже… – Шпаур ненадолго умолк, подыскивая подходящее слово. – Он, похоже, был несколько обеспокоен, – сказал наконец полицай-президент, отпил кофе и бросил на Трона вопросительный взгляд.

– У него есть все основания для беспокойства, – сказал Трон.

– Почему?

Трон доложил о том, что ему стало известно вчера ограничившись, правда, сухим перечнем фактов: найденной у Сиври фотографией, визитом к падре Томмасео и разговором с Баллани.

Шпаур прислушивался к его словам со все возрастающим интересом. Когда Трон завершил свой рассказ, полицай-президент кинул обратно в коробку конфету, которую только что развернул, схватил бутылку за горлышко, налил себе полную рюмку, залпом выпил и спросил:

– Вы утверждаете, будто лейтенанту Грильпарцеру было поручено – полковником Пергеном – убить надворного советника и завладеть документами?

– Это вы сделали такой вывод, господин барон.

– А он напрашивается, – сказал Шпаур. – Он же объясняет и ссору Грильпарпера с Пергеном в казино «Молин». Грильпарцер оставил документы у себя, чтобы…

– Чтобы шантажировать ими полковника, – закончил за него Трон.

– И чего вы теперь ожидаете от меня, комиссарио? – Шпаур снова потянулся за коньяком. – Чтобы я обратился к Тоггенбургу? – Подумав немного, он покачал головой и сказал, подытоживая: – Но я никак не могу на это пойти.

– Потому что у нас слишком мало фактов?

Шпаур свел брови, насупившись.

– Потому что у нас вообще никаких доказательств нет.

– А то обстоятельство, что Перген скрыл от меня, что знаком с Грильпарцером?

– Грильпарцер может быть одним из информаторов Пергена. О чем он, откровенно говоря, вовсе не обязан вам докладывать.

– А как насчет показаний Баллани?

Шпаур только рукой махнул.

– Я говорю о доказательствах, комиссарио. Есть у этого Баллани в руках нечто, доказывающее, что его обвинения – не пустые слова и что Перген – взяточник?

Трон отрицательно хмыкнул и ответил:

– Нет. Однако можно вернуться к материалам процесса и тщательно их изучить. Вполне могу допустить, что там мы кое-что обнаружим. Особенно сейчас, когда мы знаем, что именно следует искать.

– Но как нам подступиться к документам процесса, а, комиссарио? Процесс, которым руководил полковник Перген, был процессом военного суда. Чтобы попасть в военный архив в Вероне, нам следует испросить разрешения Тоггенбурга. А Тоггенбург пожелает узнать, зачем нам это нужно.

– Вы ему все объясните.

Шпаур порывисто встал. Подошел к окну, открыл его пошире, прогнав двух голубей, устроившихся на подоконнике. Они поднялись в воздух и, паря, устремились в сторону площади Сан-Лоренцо, а потом исчезли за зданием церкви. Минуту-другую Шпаур стоял, уставившись в пространство. Потом вернулся к столу и сел в кресло.

– И что же мне сказать Тоггенбургу, комиссарио? У вас есть снимок, значение которого можно истолковать и так и этак. Вы располагаете сведениями, которые фактами не подтверждаются. Несомненно лишь то, что люди Пергена перевернули в квартире Баллани все вверх дном и сломали виолончель. Не исключено, он сам просто хочет отомстить за это Пергену…