Последовали две секунды всеобщего изумления. Зилич упал на землю, из разбитой губы потекла кровь. А потом шестеро его головорезов набросились на американца, принялись молотить его сапогами, кулаками, прикладами автоматов. Я думаю, забили бы насмерть, но вмешался Зилич. Поднялся, вытирая с подбородка кровь, и приказал прекратить избиение.

Американец был жив, рубашку на нем разорвали, тело покрывали красные пятна от ударов, лицо распухло, ссадины, разбитые нос и губы кровили. Из-под рубашки виднелся широкий денежный пояс. По приказу Зилича один из мужчин сорвал его. В нем лежали стодолларовые купюры. Никак не меньше десяти. Зилич посмотрел на американца, который посмел ударить его.

– Дорогой мой, да ты весь в крови. Тебе требуется холодная ванна, мой друг. Она тебя подбодрит, и кровь смоется. – Он повернулся к своим людям. Они не понимали, с чего вдруг такая забота об американце. Но Зилич не зря говорил о ванне. Он еще раньше заметил, что после недавних дождей выгребная яма наполнена до краев. Как навозом домашних животных, так и человеческими экскрементами. Она служила для сбора и того, и другого. За годы, прошедшие после того, как ферму сожгли, содержимое ямы затвердело, но сильные дожди вновь перевели дерьмо в жидкое состояние. По приказу Зилича американца бросили в яму.

Холодная жижа, должно быть, привела его в чувство. Ноги коснулись дна, он оттолкнулся, вынырнул на поверхность, попытался выбраться из ямы. Рядом лежали жерди, вывалившиеся из ограждения загона для скота. Люди Зилича схватили их и начали топить американца.

Всякий раз, когда его лицо вновь появлялось над поверхностью вонючей жижи, он кричал, просил его пощадить. Когда вынырнул в шестой или седьмой раз, Зилич схватил жердь и воткнул ее свободный конец в распахнутый в крике рот, должно быть, вышиб все передние зубы. А потом надавил на жердь и продолжал давить, не давая молодому человеку подняться на поверхность, пока тот, захлебнувшись, не умер.

Я отошел к деревьям, и меня вырвало колбасой и черным хлебом, которые я съел на завтрак. Я хотел убить их всех, но их было слишком много, и я боялся. Пока меня рвало, я услышал несколько выстрелов. Они убили пятерых детей и боснийца, сотрудника гуманитарной миссии, который привез американца в эту долину. Тела тоже бросили в выгребную яму. Один из людей Зилича обнаружил, что буквы слов „Хлеба и рыбы“ на обеих бортах внедорожника – наклейки и снимаются без труда.

Когда мы уехали, о нашем пребывании напоминали только яркие пятна детской крови на траве да стреляные гильзы. В тот же вечер Зилич разделил доллары. Дал каждому по сотенной. Я отказывался брать, но он настоял, заявив, что я должен взять, чтобы остаться „одним из нас“.

Я попытался избавиться от этой сотенной в тот же вечер, расплатившись в баре, но он это увидел и вышел из себя. На следующий день я сказал ему, что возвращаюсь в Белград. Он пригрозил, что найдет меня, изувечит, а потом убьет, если я скажу кому-либо хоть слово.

Мне давно уже известно, что я – не храбрец, и именно мой страх перед ним заставлял меня молчать все эти годы. Ничего я не сказал и англичанину, который задавал мне вопросы летом 1995 года. Но теперь я обрел мир с самим собой и готов давать показания в любом суде Голландии или Америки, пока Господь Бог не заберет меня к себе.

Клянусь его именем, я сказал только правду и ничего, кроме правды.

Написано под мою диктовку в районе Сеняк города Белграда 7 апреля 2001 года.

Милан Раич».

В тот же вечер Следопыт по электронной почте отправил длинное письмо Стивену Эдмонду в город Виндзор, провинция Онтарио, и получил лаконичные инструкции:

«Поезжайте, куда нужно, делайте, что необходимо, найдите моего внука или то, что от него осталось, и привезите домой, в Джорджтаун, США».

Мир пришел в Боснию с Дейтонскими соглашениями в ноябре 1995 года, но раны войны никуда не делись, даже не зарубцевались.

Босния никогда не была богатой республикой. Не могла похвастаться ни Далматийским побережьем, привлекавшим туристов, ни месторождениями полезных ископаемых. Испокон веков большинство населения составляли крестьяне, возделывающие не такие уж и большие полоски пахотной земли, зажатые между гор и лесов. Мало кто мог представить себе, что через поколение или два сербы, хорваты и мусульмане вновь смогут жить бок о бок, может, в нескольких милях друг от друга, не отгородившись колючей проволокой, не ощетинившись оружием.

Представители международных сил по поддержанию мира, конечно, много говорили об объединении и укреплении взаимного доверия, но это более всего напоминало попытки собрать упавшего со стены Шалтая-Болтая.

Управлял разделенной на три части республикой уполномоченный ООН, проконсул с практически неограниченной властью, которую утверждал и защищал международный военный контингент. Из всей неблагодарной работы, выпавшей на долю этих людей, взявших на себя роль, которую в цивилизованных странах выполняют политики, самое малоприятное досталось МКППБВ – Международной комиссии по поиску пропавших без вести.

Эффективную работу комиссии обеспечил ее руководитель, бывший английский полицейский, немногословный Гордон Бейкон. Именно МКППБВ пришлось выслушивать сообщения десятков тысяч жителей Боснии о «сгинувших» родственниках и с их заявлениями в одной руке исследовать и эксгумировать сотни мини-захоронений, которые появлялись в Боснии с 1992 года. А уж потом комиссия сопоставляла заявления и останки, чтобы оставшиеся в живых могли, как положено, похоронить своих мертвых.

Процесс идентификации предполагал сверку ДНК, то есть для точной идентификации следовало сделать анализ крови родственника и соскоба с кости трупа. И так уж вышло, что к 2000 году лаборатория, позволяющая наиболее быстро и качественно определить ДНК, находилась не в столице одной из богатых западных стран, а в Сараево. И развернули ее стараниями Гордона Бейкона. Именно к нему и приехал Следопыт через два дня после того, как Милан Раич подписал свои показания.

Везти с собой серба необходимости не было. Раич сообщил, что перед смертью Фадиль Сулейман, работник гуманитарной миссии, сказал своим убийцам, что на этой ферме он родился и вырос. Гордон Бейкон прочитал показания Раича с интересом, но, судя по всему, случай этот не показался ему из ряда вон выходящим.

Ранее он читал сотни аналогичных свидетельств, только обычно писали их немногие выжившие, а не один из убийц, да и, пожалуй, впервые убитым оказался американец. Возможно, последнее побудило его как можно скорее разобраться с делом Коленсо. Он связался с комиссаром МКППБВ в зоне Травника и попросил его оказать всяческое содействие мистеру Грейси. Следопыт провел ночь в свободной спальне дома своего соотечественника, а утром поехал на север.

Дорога в Травник заняла более двух часов, и он прибыл туда к полудню. Предварительно переговорил со Стивеном Эдмондом, и образец крови деда уже летел в Европу из Онтарио.

11 апреля эксгумационная команда выехала из Травника в сопровождении местного проводника. По просьбе Следопыта мулла быстро нашел двух человек, знавших Фадиля Сулеймана, а один из них вызвался показать ферму в горной долине. Он сидел рядом с водителем в головном внедорожнике.