Знаю, что вы назовете меня ненормальной, не ведающей, что творю. Но, девочки, кажется, я хочу развестись…

Каждое мое утро начинается со слов: «Я – красивая, уверенная в себе и счастливая женщина». Я написала их на большом листе бумаги, украшенном цветными кляксами моих любимых цветов – оранжевого, желтого, песочного, салатного. Лист я прилепила на зеркало в ванной: когда смотрю на свое отражение, надпись оказывается как раз над моим лбом.

Я написала и другие столь же позитивные фразы и развесила их на цветных листах бумаги по всей нашей квартирке. Костя подсмеивался над этим, но не возражал. Только спросил:

– Зачем же уверенной в себе и счастливой женщине так упорно убеждать себя в том, что она уверенна и счастлива?

Я отшутилась, что это не инструмент для убеждения, а лишь напоминание на тот случай, когда счастливая женщина встает в шесть утра.

Но дело не в ранних подъемах, хотя, конечно, они мало способствуют счастью для совят вроде меня.

Это очень странная весна, дурманящая мою голову хуже шампанского.

Я работаю пять дней в неделю, как большинство добропорядочных граждан. Иными словами, как всякий, кто любит козырять своим благополучием, словно это – главная карта в колоде.

Мое время проходит на фоне одного-единственного выраженного и перманентного желания – я постоянно хочу спать. Я отвыкла ложиться раньше двух: пока Костя играет в очередной мегапроект или переписывается с друзьями, оккупировав наш общий компьютер, я вяжу на кухне, сидя на подоконнике и глядя в темноту. Там, недалеко от нашего дома, гигантским спящим удавом лежит Москва-река. Вокруг – россыпь мелких огней, словно кто-то расшил ночь бисером.

Я сижу и напеваю старую песню геологов, которую мне пела мама вместо колыбельной в детстве: «Ночи платье белое облаками вышито…» Во мне эта строчка всегда отзывалась как звон колокольчика. «Ночи платье белое» – я не могла понять этого образа, и каждое слово веяло волшебством.

Нынешние ночи не вышиты, а оторочены облаками – как плотным слоем меха, скрывшего от нас настоящую весну.

Потом, когда полночь уже позади, вместе с первым ознобом от одиночества приходит Костя. Он широко улыбается – так, что кухонная лампочка может при желании сэкономить свои киловатты, а мы и не заметим, что потемнело. Костя всегда приходит не один, а с идеей.

– Я тут подумал… – говорит он.

Я откладываю вязанье и жду, пока он расскажет. У Кости всегда миллион идей и желаний. Поэтому он мало ценит и те и другие. Он отбрасывает их, как только на пути к воплощению попадается хотя бы мельчайший камешек. Это не я, которая с упорством крокодила может часами лежать в засаде и ждать своего часа. Костя не любит ждать.

Именно поэтому, даже не посоветовавшись со мной, он вчера договорился со знакомыми о покупке яхты.

– Как я и говорил, мечты – сбываются! – Костя с ликующим видом подходит к подоконнику. – И для этого совсем не надо прикладывать столько усилий, сколько прикладываешь ты. Все гораздо проще!

– Тебе ее подарили? – спрашиваю я, подозревая худшее. А таким подозрениям всегда свойственно сбываться.

– Почти, – говорит он, ероша мои волосы. – Мне ее продают, но значительно дешевле, чем она могла бы стоить на свободном рынке.

– Насколько дешевле?

– Процентов на тридцать. – Он пожимает плечами.

– И сколько же это будет стоить?

– Ты что, не веришь? – хмурится Костя.

– Верю… Но, послушай, это же яхта, а не фотоаппарат! Она в любом случае стоит огромных денег – даже со скидкой.

– Вот в этом твоя вечная ошибка. – Он кривится. – За мечту не торгуются!

Разговор продолжается в том же духе, и наконец минут через десять я узнаю подробности. Яхту ему предложили за пятьсот тысяч рублей. Это действительно недорого для нормального парусника. Если бы не один нюанс – у Кости нет этих денег.

Я начинаю кричать, швыряться мотками шерсти. И уютный вечер, расшитый огнями, тает как кусок масла на раскаленной сковороде моей ярости. Я обвиняю Костю, что он не посоветовался со мной, что я работаю днями напролет и почти не танцую. Я заявляю, что не собираюсь днями моей жизни оплачивать его мечту.

– А кто виноват в том, что ты так живешь? – злится он в ответ. – Ты сама выбрала нелюбимую работу!

– Но надо на что-то жить!

– И прожили бы! И танцы ты забросила сама!

– Потому, что ты не хочешь ходить со мной на джемы!

– Да, не хочу! Но моя жизнь – это моя жизнь. Я делаю с ней то, что мне хочется. И ты вольна также поступать со своей! Если бы тебе по-настоящему хотелось танцевать, ты бы это делала, невзирая ни на что. Мое нежелание – только предлог для твоей собственной лени!

Ночь уходит, как и моя надежда получить от любимого человека хоть малейшую похвалу, хотя бы небольшое одобрение. Мои дни и силы, мое желание жить уходят только на то, чтобы обеспечить нам худо-бедно еду и крышу над головой. Он презирает такой подход к жизни. Он рвется к мечте, не замечая стен, которые я за него пробиваю своей головой.

Я хожу по квартире и срываю листы бумаги, на которых написана самая большая ложь в моей жизни. Я – неуверенная в себе и несчастливая женщина. Хотя у меня есть все, что я пожелала.

Хитрая, коварная тетрадь… И почему в нее нельзя написать просто: «Хочу быть счастливой»?

– А чего ты хочешь, Инопланетянка непутевая? – спрашиваю я сама себя в зеркало.

И отвечаю: «Любви».

– Но любовь есть. Костя любит тебя, как бы вы ни ссорились. И через пять минут он придет мириться, и будет ворошить твои волосы, и виновато смотреть в глаза, и целовать твои пальцы. У тебя есть любовь. У тебя есть работа. У тебя даже появилось некоторое подобие уверенности в себе с тех пор, как ты обнаружила, что в состоянии себя обеспечить. Чего же тебе надо для счастья, дорогая?

Я так и не ответила тогда на этот вопрос.

Золотая тетрадь хорошо прочистила мне мозги. Я не знаю – и это единственное, что я знаю о своем счастье.

Апрельская встреча клуба ознаменовалась цветущим багульником, стоящим в вазе в Асиной гостиной. Розовые мелкие цветы нежно пахли, и любому, оказавшемуся здесь, становилось очевидно – весна все-таки добралась до нас. Несмотря на слякоть и выцветшее за зиму небо.

Анечка показывала фотографии с последней фотоохоты в городских джунглях. К этому развлечению ее опять-таки приохотил дядя Слава.

Суть охоты была проста: гулять по улицам с камерой наизготовку и выслеживать подходящие объекты. Впрочем, в эту группу попадал любой зазевавшийся прохожий.

– Город снимать легко, – рассказывала Анечка, любовно поглаживая камеру, с которой теперь не расставалась, – гораздо сложнее иметь дело с живыми людьми: ловить выражения лиц, взгляды, жесты, о которых они, возможно, сами не догадываются. Камера часто может рассказать о нас больше, чем мы знаем.