Кэри никак не отреагировала. Она просто замолчала и стала маленькими глоточками допивать коктейль. Сид постарался проникнуть взглядом за ее зеркальные стекла. Увидел только собственное искаженное отражение. «Пожалей» и «Пожелай» справа бубнили друг другу гадости. «Пожалей» держался из последних сил. Голос сорвался на крик:

— Ты не можешь так со мной поступить, — взвизгнул он, — ты же знаешь, как я ненавижу гондоны…

Оба перехватили взгляд Сида, тот в смущении перевел его на лицо врача, разглагольствовавшего на экране, и подумал: как удобно, что есть экран, на который можно отвести глаза.

«Если любите простые решения, вам следует помнить, что пластическая реконструкция похожа на моделирование. Но не стоит заниматься ею в домашних условиях…»

Сид нахмурил бровь. Шутка? Полезный совет?

Волны вязкой жидкости нездорового телесного цвета заполонили экран.

«Хотя на вид она студенистая, гипердерма обладает поразительной текучестью. Соединить ее с чем-то, особенно с человеческой кожей — архисложно. Первые эксперименты имели целью изменить состав гипердермы для придания ей адгезивных свойств. К несчастью, опыты были настолько удачны, что при наваривании гипердерма хорошо приклеивалась и к форме, и к пациенту…»

— С ума сойти, а? — сказала Кэри.

— Ну и как в конце концов можно выпутаться из этой передряги?

— Посадить на клей, — ответила Кэри.

«Клей! Конечно! Эврика! Суперклей! Вот как мы действуем…»

— Это все, что ты хотел у меня спросить?

Сид ответил, что нет, но теперь уже не был в этом полностью уверен. Царивший в баре холод, по контрасту с уличной жарой, такой плотной, что она почти обрела осязаемость, монотонные монологи с экранов, неуловимое потрескиванье пузырьков в бокале у Кэри, мелкие трещины в цветном стекле гигантской радужки, в которой угнездился их столик и куда окольными путями добирался уличный свет, кривые губы девчонки и его собственное здесь присутствие, на которое он смотрел как будто сверху, как будто речь шла о ком-то другом, — вся пустота этого мгновения ударила его, словно током. Он как бы присутствовал, как бы жил. Как бы что-то искал, так нужно было. А что ж он такое искал? Ах да.

— Я ищу одну книгу, — сказал он.

Кэри хмыкнула. Она, как видно, не знала, что левый изгиб ее верхней губы скукожился, как кусок мяса в стакане кока-колы.

— В сети смотрел? — спросила она.

— Как же, и нашел пособия по повышению культуры отказа, достижению расцвета личности и повышению зарплаты… Расцвет личности… Скажут тоже.

— И что за книжка?

— Из запрещенных.

— Запрещенных? — воскликнула Кэри и снова хмыкнула. Сид отвел глаза от перекошенного лица бывшей свояченицы и снова воспользовался экранами. Но на этот раз экран полностью завладел его вниманием, принеся порцию неожиданных открытий.

Доктор Эврика-Суперклей добавлял последние штрихи к презентации. «Процесс гораздо мудреней, чем кажется на первый взгляд, — объяснял он, — в том смысле, что надо добиться идеального смыкания, не закупорив поры, поэтому точки склеивания распределяются по всей реконструируемой поверхности и в строго определенном порядке».

Слова подкреплялись снимками модели — вид сверху.

Вот эти-то снимки и поразили Сида.

Клей был голубой и слегка флуоресцировал. Клеевые точки расцвечивали модель картиной звездного неба. Тщательно продуманная символика. Точки склеивания обозначались более темным оттенком синего. Смутные воспоминания. Линии и полосы на теле. Линии, которые не без смущения вспомнил Сид, — те, самые, что он изучал накануне ночью с близкого расстояния.

Шрамы Блу, странный рельеф кожи, все ее тело, как будто чудом вырванное из цепких объятий медузы. Сплетения бледных частых бороздок и местами — иная, широкая отметина яйцевидной формы, в мелких зубчиках по окружности, похожая на узел, откуда шли как бы следы плетки.

В тех самых местах, куда доктор методично наносил свои точки голубого клея. Целый сонм гипотез пронесся в голове у Сида. Он пытался отбиться от них. Разум против домыслов. Если он хочет узнать, откуда вернулась Блу, надо просто у нее спросить. Внезапно его пронзила мысль о том, сколько Блу пришлось выстрадать.

Откуда-то издалека донеслись слова Кэри Венс:

— Ничего запрещенного в этом дерьмовом мире нет, — сказала Кэри, — ничего, а уж из книг — наверняка. Эх ты, ничего-то ты не понял. Но не бойся, шофер тебя отвезет.

Сид смотрел на километровые столбы, бегущие за залитым теплым дождем стеклом, и старался не думать о Блу Смит. В ответ на блэкаут в тот же день ввели ограничения. Наружное кондиционирование отключили. Галогенное дневное освещение пересчитали по местным расценкам. Только некоторые кварталы Субтекса и солнцешаровых предместий сохранили энергопотребление в размере девять киловатт на квадратный метр. Цель их поездки — «Костыль», как называла его Кэри, место, где она добывала книги, — располагался в развалинах бывшего аэропорта, в терминале А. Туда можно было доехать по транссекционному шоссе номер 26. Шоссе пересекало восточные пригороды. Пропускной пункт между Городом и зонами, неизвестно какая по счету площадка банкоагонии. Сид блуждал взглядом по окрестностям. Вереница высоток, так близко расположенных друг к другу, что тонкие прорези неба, такого же серого, как стены, цвета, не нарушали их монолитного мрака. Изредка глаз цеплялся за цветное пятно развешенного на балконе белья. Здесь жили тысячи абонентов, а теперь их швырнули во тьму.

Было около часу дня, а ночь неподвижно и равномерно укрыла городскую окраину.

Кладбище самолетов, потом кладбище обыкновенное, и под трупами — книги. Пока он шел по руинам, Сид поражался этой наверняка случайной логике. Шофер выкинул его возле турникетов терминала А. В холл Сид вошел в одиночку. На скамейках ютились бомжи, нетрезвое бормотание рикошетило от высокого свода из почерневшего стекла, откликаясь на эхо его шагов. В воздухе висели слои дыма, выхлопы дешевой наркоты, вонь сломанных кондиционеров. Тошнотворный аромат парфюмерии вместе с запахом неухоженного человеческого тела, который навсегда запечатлелся в каком-то участке его мозга еще в старые добрые времена полицейских дебютов, во время облав на банкотрупов, которых выдворяли из Города. Из трех световых маячков работал один. Сид двигался вперед в полутьме, подпитываемой струйками дыма, до самой взлетной полосы, на пути у него вырастали людские тени. Целая галерея физиономий — подбитых, грязных, обрюзгших. Лицо с наполовину отклеенной гипердермой, обвисшей, как старая кора. Вместо сидений и кроватей — дощатые ящики из-под сигарет, журналов и косметики. Вспоротые, вывалившие свое содержимое на линолеум. Какие-то бомжи заливали в себя из граненых хрустальных флаконов духи «Время молодости» от «Клердерм». Трое бомжей обыскали его. Потребовали снять пиджак и ботинки. Когда Сид снял пиджак, они увидели на поясе оружие. Тот, что руководил операцией, поднял руки в знак перемирия. Бомжи посторонились. Сид продолжил путь. Осколки стекла под ногами. Теперь глаза привыкли к темноте, и он видел, что аэровокзал полон пустых бутылок. Сотни и сотни пустых бутылок стояли вертикально на донышках, в сонном отсвете взлетных полос, игравшем в толще стекла, отчего бутылки сверкали как драгоценные камни, принесенные в дар статуе. Когда Сид увидел статую, он сначала подумал, что у него нервы шалят. Он пошел к ней, но она не думала исчезать. Напротив, она становилась реальнее, плотнее и, казалось, почти оживала в зыбких полосах дыма и свете звезд. Статуя была из белого мрамора, и ее чуть зернистая поверхность напомнила ему кожу Блу Смит. Он провел пальцем по холодным изгибам, и когда отнял палец, он был покрыт тонким слоем грязи. Его удивило, что статуя выглядела такой белой. Она изображала женщину с широковатыми бедрами, с лицом андрогина, с глазами, закрытыми каменной вуалью. Он снова удивился: будь эта фигура из плоти и крови, она не пробудила бы в нем желания. Но, каменная и неподвижная, выросшая среди кладбища бутылок и грязных испарений, она была прекрасна, и красота эта говорила с ним доселе не слышанными словами.