— Не пройдет и месяца, и я покину Рим. Мне предстоит сражаться с армией, вдвое большей, чем моя. Быть может, ты надеялся, что я уеду, а вы двое останетесь? Или что я вообще не вернусь? — Он злобно выругался. — Давным-давно и я был таким же молодым, как ты, Публий. Молодым, но не глупцом. Отнюдь. Ты рискнул жизнью ради красивого жеста. Подобный риск хорош только в великих трагедиях и поэмах. А рисковать жизнью по-настоящему — совсем другое дело. Мои люди отведут тебя в укромное местечко и станут бить, пока от твоего лица ничего не останется. Представил? Способен ли ты будешь тогда на красивые жесты?

— Прошу тебя, не нужно, — взмолилась Помпея. — Пожалуйста, отпусти его из Рима. Ты больше никогда его не увидишь. А я сделаю все, что ты скажешь.

Юлий обратил на нее ледяной взор.

— И ты станешь примерной женой? Слишком поздно. Мой наследник должен быть моим сыном. Мне не нужны никакие сплетни, никакие сомнения. Всего-то от тебя и требовалось… — Он скривился, словно больше не мог на нее смотреть. — Здесь, в присутствии свидетелей, я заявляю трижды: я даю тебе развод. Я даю тебе развод. Я даю тебе развод. Убирайся из моего дома.

Помпея отступила назад, не в силах вымолвить ни слова. Черные тени вокруг глаз были похожи на синяки. Она и Публий обменялись безнадежными взглядами.

— Не думаю, что твою пустую утробу можно наполнить, но если в мое отсутствие там появятся признаки жизни — это дитя будут считать ублюдком, — заявил Юлий. Он жаждал причинить ей боль и с удовлетворением заметил, как Помпея передернулась.

Затем Юлий вновь повернулся к Публию. Увидев надежду на лице юноши, насмешливо фыркнул:

— Ты, надеюсь, не думаешь так легко отделаться? Не настолько ты глуп, чтобы не понимать, что тебя ждет.

— Ты отпустил Помпею, и с меня достаточно, — ответил Публий.

Юноша смотрел спокойно, с явным сознанием собственной правоты, и Юлию опять захотелось его ударить. Вместо этого он кивнул воинам:

— Заберите ее отсюда и выставьте на улицу. В моем доме у нее ничего нет.

Воины сгребли завизжавшую Помпею и вытащили за ворота — ее вопли продолжались и с улицы.

— Теперь ты меня убьешь? — спросил Публий, все так же прямо держа голову.

Юлий уже собрался отдать приказ, но его остановила необычайная смелость юноши. Готовясь к смерти, Публий оставался совершенно спокойным и хладнокровно ждал неизбежного конца.

Юлий негромко произнес:

— Не будь тебя, эта потаскуха затащила бы в постель кого-нибудь другого.

Публий шатнулся вперед, и солдаты обрушили на него град сильных ударов. Он упал, и Юлий нагнулся над ним.

— Нет, я не стану тебя убивать, — сообщил консул. — Армии нужны смелые люди. Я прослежу, чтобы тебя отправили на передовую. Поучись солдатскому ремеслу. Поедешь в Грецию, мальчик.

Далеко, на палубе первой галеры мелькал в темноте фонарь, напоминая пляшущего на волнах светлячка.

— Скажи капитану, что нужно подойти поближе, — приказал Юлий Адану. Раздались поспешные шаги — молодой испанец побежал передать распоряжение, и его сразу поглотила тьма. Юлий улыбнулся про себя. Именно ради темноты он выбрал эту безлунную ночь, и вдобавок боги наслали на небо тучи, скрывающие даже слабый свет зимних звезд.

Теснясь на палубе, да и не только на палубе, солдаты Десятого легиона дремали или смазывали маслом доспехи, чтобы их не испортили соленые брызги. Только сильнейшая усталость могла бы притупить их волнение и позволить задремать. У Цезаря будет одна-единственная возможность застать греческие порты врасплох. Если не повезет и до рассвета они не доберутся до побережья, галеры Помпея всех потопят.

— Рассвета не видно еще? — неожиданно спросил Октавиан, выдавая свое волнение.

Юлий улыбнулся в темноте:

— Еще нет. Пока идем под покровом ночи.

Он ежился от ледяного ветра и старался поплотнее закутаться в плащ. Ветер дул порывистый, и, после того как флот отплыл из Брундизия, гребцы отдыхали всего три раза. При таком напряжении они скоро выбьются из сил, однако изменить уже ничего нельзя. Если рассвет захватит их в море, прикованным к веслам рабам тоже не миновать гибели.

Один-единственный фонарь, да и тот с опущенными заслонками, горел на передней галере, показывая направление остальным. Казалось, в море нет больше ни одного судна. Но галеру Цезаря окружали тридцать других, построенных лучшими мастерами Остии. Эти корабли несли фортуну Цезаря, его воинов и его жизнь. Он с горечью подумал о том, что если в Греции ему суждено погибнуть, то у него не останется наследника. Короткий брак с Помпеей стал в Риме предметом сплетен, и Юлий до сих пор страдал от унижения.

После развода он нашел себе новую жену, молодую женщину по имени Кальпурния, и поспешил сыграть свадьбу. О Цезаре распевали шутливые песенки, в которых высмеивалось отчаянное желание консула произвести на свет сына.

По красоте Кальпурнии было далеко до Помпеи. Ее отец дал согласие на брак, ни секунды не колеблясь, словно ему не терпелось избавиться от дочери. Юлий думал о ней без особой нежности — даже разлука не могла сгладить в памяти коровьи черты новой жены. Страсти к супруге он не испытывал, но она происходила из благородного, хоть и обедневшего рода. Высокое происхождение и непривлекательная внешность — Юлий считал, что ей не грозят соблазны, перед которыми не устояла его вторая жена.

Вспомнив, как во время прощания супруга со слезами повисла у него на шее, Юлий поморщился. Из его женщин она плакала больше всех, особенно если учесть, сколько они пробыли вместе. Кальпурния могла плакать от радости, от умиления, она плакала, думая о предстоящей разлуке с мужем.

Ежемесячное кровотечение началось у нее за день до отъезда Юлия — и жена опять плакала.

Если Юлий проиграет Помпею, некому будет продолжить его род. Это последний бросок жребия. Игра на жизнь и смерть.

Юлий глубоко вздохнул, наполняя грудь холодным морским воздухом. Он устал и понимал, что ему нужно поспать. Где-то рядом раздался тихий храп, и Юлий усмехнулся. Легионерам Десятого нипочем семидесятимильная прогулка по ночному морю.

Последние три дня всем дались нелегко. Когда Цезарь приказал отправляться, семь легионов быстрым изматывающим маршем двинулись из Рима в Брундизий. Перед этим он отправил две быстроходные галеры на перехват разведывательного судна, посланного Помпеем. Выйдя в море, флот Юлия обогнул выступающую часть материка, чтобы забрать легионы. Даже в самый последний момент Юлий испытывал искушение отложить кампанию до тех пор, пока построит флот не меньше, чем у Помпея. Но каждый день, каждый час задержки давал Помпею отсрочку, время для укрепления сил. Если боги даруют удачу, Помпей будет ожидать Юлия не раньше весны.

Юлий молча молился богам, чтобы так и случилось. Разведчики Помпея могут достичь греческого побережья раньше Цезаря, и тогда следующий рассвет окажется последним и для него, и для его армии. Ставки игры высоки — это одновременно и пугало, и подстегивало, но, так или иначе, сделанного не воротишь. В ту минуту, когда галеры с легионами вышли из Брундизия, путь назад Юлию был закрыт.