– А… А помолиться напоследок можно?

– Помолиться? – Язычник, похоже, был озадачен. Вообще-то в этой просьбе была какая-то справедливость. – Молись! Только тихо.

– Господи Иисусе Христе, милостию твоею живаху… Прости этого язычника, поистине не ведающего, что творит, дай ему долгую и счастливую жизнь, и ему, и его родичам…

– Ваши люди убили моего брата! – застыв на месте, зло прошептал язычник. – Теперь не будет у него долгой и счастливой жизни. Как не будет ее и у тебя… – Он поднял нож.

– Постой, постой, – заволновался Митрий. – Мои родичи никого здесь не убивали. Я вообще не из этих мест!

– Ты – русский, «веняла»! – возразил весянин. – «Веняла» убили моего брата… и ты тоже будешь убит.

– Вряд ли душа твоего брата обрадуется убийству простого путника. – Митька вдруг улыбнулся. – Хочешь, покажу тебе род убийц?

– Что? – Язычник явно заинтересовался. – Род убийц? Так ты их знаешь?

– Не знаю, но предполагаю. Это хозяин постоялого двора и его люди – похоже, больше некому. Подумай, вот сейчас ты убьешь меня, простого, никому не нужного отрока – и что, твоему брату будет приятно? А хозяин постоялого двора – совсем другое дело! Лицо значительное.

Весянин задумался, опустил нож… Митрий шепотом благодарил Господа – как хорошо, что этот язычник понимает русскую речь! Не понимал бы – давно уже зарезал бы. Ночной тать оказался парнем решительным, думал недолго.

– Хорошо, – негромко сказал он. – Я убью главного в роде убийц. Но если ты…

Договорить он не успел, ночную тишину разорвал громкий выстрел.

…сообразно его желанию, меня стерегли как шпиона, поместили так, что всякая гадина ползала у меня на постели и по столу.

Джером Горсей. Сокращенный рассказ, или Мемориал путешествий

Май 1603 г. Шугозерье

Куда делся весянин? Наверное, убежал, скрылся в непроходимых лесах, как только услышал выстрел, или спрятался неподалеку и теперь сидит, выслеживает. Неведомый спаситель быстро разрезал стягивающие Митрия путы острым засапожным ножом, потянул освобожденного пленника к тракту, спросил на ходу:

– Сколько их было?

– Один, – отозвался отрок, вглядываясь в своего неожиданного спасителя.

Тот, по виду ровесник или чуть постарше Митрия, был одет в узкий полукафтан, подпоясанный узорчатым поясом, за который был заткнут пистоль. Такие же узкие штаны, заправленные в сапоги, голова не покрыта, лицо – насколько удалось рассмотреть в свете луны – молодое, если не сказать – юное, приятное, стан тонкий. В плечах незнакомец оказался чуть-чуть – именно что чуть-чуть – пошире Митрия, а вот ростом на полголовы выше.

– Ваш обоз у озера? – полюбопытничал отрок.

Незнакомец чуть замедлил шаг, спросил с удивлением:

– Откуда ты знаешь, что я из обозных?

– Догадаться не трудно, – хмыкнул Митька. – Явился ты в одном кафтанце, без ферязи или епанчи, или еще чего, ни шапки у тебя, ни берендейки с зарядами для пистоля, ни сабли длинной – все для того, чтоб по лесу было бродить удобней. Значит, кто ты? Караульщик! А откуда здесь караульщики – ясно, обозные, костры-то я еще раньше приметил.

– Молодец, – улыбнувшись, похвалил спаситель. – Сейчас пойдем к нашим, расскажешь, как ты вообще здесь появился.

– Расскажу, не сомневайся, – Митрий кивнул. – Только хотелось бы побыстрее.

– А к чему спешка?

– Други мои в узилище сидят, дорожными татями брошенные. С ними Анемподист, монах тонный с Онеги-озера. Он-то про вас и сказал – иди, мол, зови на помощь.

– Что за тати? – Незнакомец явно оживился. – Ну-ка расскажи все подробненько.

– Старшему обознику расскажу, – усмехнулся отрок. – Ты, парень, все одно тут ничего не решаешь – тогда и мне нечего зря языком трепать.

– Смотрико-сь! – Парень покачал головой. – Да ты, братец, не глуп.

– Был бы глуп – давно бы сгинул. За освобожденье благодарствую и век тебя не забуду, но сейчас… Давай, побыстрее к старшому веди!

– Будет тебе старшой. – Спаситель хмыкнул и, выйдя на тракт, громко произнес: – Холмогоры!

– Архангельск, – тут же отозвались из-за кустов.

Что-то затрещало, и на дорожку выбрались еще двое караульщиков – плюгавенький мужичонка и здоровенный облом.

– Шпыня лесного спымал, Иване? – неприязненно оглядев Митьку, осведомился плюгавец.

– Да нет, – Иван качнул головой. – Похоже, он сам от шпыней пострадал.

– А вид у него будто у беглого! Я б его заковал, чтоб не сбег.

– Бороденку свою закуй, – нагло посоветовал Митрий. – Чем тут разглагольствовать, ведите быстрей к дьяку, сообщение важное для него есть.

Караульщики удивились:

– Откуда ты знаешь…

– Что государев дьяк с вами? – невежливо перебил отрок. – Знаю. Монах тонный сказал. Он, монах-то, сейчас в узилище, татями местными схвачен. Надо бы выручить поскорей.

– Ой, надо ль? – Плюгавый хитро прищурился.

– Ну, вот что, Авдей, – немного подумав, решительно заявил Иван. – Ты и Никифор оставайтесь здесь, а я этого отведу к дьяку. Монах-то, видать, дьяков знакомец.

– Ой ли? – Авдей осклабился. – А не брешет ли все этот беглый?

– Сам ты беглый, бороденка сивая, – обиженно отозвался Митрий. – Решенья в обозе принимать – не твоего ума дела.

– Во-во! – Авдей окрысился, заблажил: – Ишь, тать, еще и лается!

– Ладно. – Иван дернул отрока за рукав. – Идем.

Пройдя чуть заметной тропкой, они свернули в орешник и через некоторое время вышли к лесному озерку, вокруг которого кое-где вполсилы горели костры. Митрий с видимым удовольствием уселся к костру, протянул руки – погреться. Иван же, попросив чуть обождать, отошел в сторону и словно бы растворился в сгущаемой тлеющими кострами тьме. Поляна, где ночевал обоз, располагалась среди высоких сосен, и свет месяца был здесь не так заметен, как на открытом холме. Отрока вдруг потянуло в сон, он даже клюнул носом, ощутив вдруг навалившуюся слабость, но быстро вскочил на ноги, попрыгал – нет, рано еще расслабляться, дело еще не сделано, друзья-товарищи не освобождены, а значит, не стоит обращать внимание ни на вновь навалившийся озноб, ни на ломоту и слабость, ни на тупо пульсирующую в висках боль.

– Не уснул еще? – Иван появился так же внезапно, как и пропал.

Митрий невесело улыбнулся:

– Ты же знаешь, мне не до сна.

– Это верно. Идем.

Кивнув, отрок пошел следом за новым знакомым мимо укрытых рогожами возов, мимо стреноженных лошадей, шалашей и низеньких походных шатров. Кое-кто из людишек попроще спал прямо под телегами, завернувшись в овчину.