Я изумленно таращу глаза: пусть насладится произведенным эффектом. Ральф всегда брал псевдонимы со своими инициалами[10]— гордыня неистребима… Он толкает меня в кресло — рука у него тяжелая.

— Аккуратней! — вмешивается Нетски.

— Ладно, ладно, не сломаю я ваше творение, — фыркает Ральф и усаживается верхом на стул напротив. — Валяйте, приступайте.

Вполглаза, держа меня под прицелом, он косится на обработчика, который откладывает сигару, подходит и, устремив взгляд в мои зрачки, медленно, нараспев произносит:

— Вы расслабляетесь. На счет «четыре» вы полностью расслабитесь. Раз: вы ни о чем не думаете, вы доверились мне… На счет «восемь» вы проснетесь…

Я дергаюсь, спрашиваю, какого черта, что это за цирк.

— Два: вы полностью становитесь самим собой, и ничто вас не тревожит… Порог вашего сознания отступает и смещается, повинуясь моему голосу. Три.

Он продолжает считать, и я больше не протестую. Сижу с остановившимся взглядом и отвисшей губой — идеальный гипервосприимчивый объект, к каким он привык.

— Теперь вы полностью расслаблены, все напряжение ушло, сейчас на счет «семь» я скажу вам, кто вы, а вы ответите мне, правда ли это… Семь. Вы Мартин Харрис, ботаник, супруг Элизабет Лакарьер.

— Да.

Я произнес это, не отводя глаз, устремив неподвижный взгляд куда-то между его бровей.

— Уму непостижимо, — повторяет Нетски.

— Есть вероятность, что он симулирует?

— С какой стати? Если он сбежал отсюда, испугавшись, что его уберут, зачем бы снова сам полез к волку в пасть?

— Так что же с ним произошло? — нетерпеливо рявкает Родни.

— Побочный эффект комы. Внедренная память вытеснила подлинную.

Русский щелкает пальцами перед моим носом:

— Восемь!

Он берет сигару и, сунув ее в рот, с гордостью рассматривает меня.

— А если я вам скажу, — продолжает он, выдержав минутную паузу и только что не облизываясь от удовольствия, — что вы целиком и полностью вымышленный персонаж?

Я протестую так же искренне, как и все последние три дня, с той лишь разницей, что теперь моя искренность внушает доверие: я ее контролирую.

— И я это знаю лучше, чем кто-либо другой, потому что сам вас создал.

— Он запихал в твою башку пособие по садоводству, брошюру Диснейуорлда и справочник Йельского университета. Усек?

— Все немного сложнее, — уточняет обработчик. — Я запрограммировал личность Мартина Харриса, заложил биографию, основы характера и сведения по ботанике, чтобы вы могли сойти за специалиста…

— Стивен Лутц — тебе это что-нибудь говорит?

Я машинально качаю головой и ни о чем не спрашиваю.

— Это ты.

Мое ошарашенное молчание раздражает его, ему не терпится действовать.

— Но что поразительно, — вмешивается Нетски, пристально глядя мне в глаза, — ваше сознание, так сказать, нарастило мясо на мой костяк. Все эти воспоминания — вы придумали их сами… Когда Сабрина мне пересказала…

— Лиз, твоя жена, — поясняет Ральф. — Она же Сабрина Уэллс, твоя напарница по всем заданиям последние пять лет. Опять не вспомнил?

Я убито молчу, словно не могу поверить. Шрам у нее на лбу — от осколка очков, когда я 2 октября одним выстрелом разнес голову сенатора Джексона из окна отеля над экраном с государственным долгом. Почему мое подсознание до такой степени преобразило этот эпизод?

— …Когда Сабрина пересказала мне ваш разговор в метро, — продолжает Нетски, — интимные подробности, которых я в вас не закладывал, целые сцены, которые вы живописали, напоминая ей о несуществующей семейной жизни… я был просто потрясен. Потрясен способностью человеческого мозга выстраивать целый мир, причем вполне логичный, вокруг инородного тела, внедренного в память.

— Ну что, и это не прояснило тебе мозги? — шипит Ральф.

Я опять качаю головой, будто лишился от потрясения дара речи.

— Я помогу тебе, старина: ты состоишь в пятнадцатом отделе.

Я повторяю число, морща лоб. А мой непосредственный начальник обращает ледяной взор на русского, который продолжает говорить, возбуждаясь все сильнее:

— Только однажды я столкнулся с чем-то подобным, что было выше моего понимания, — когда ставил в Ленинградском университете опыты по активной идентификации: под гипнозом заставлял студентов художественного училища с самыми средними способностями отождествлять себя с Микеланджело. Пребывая в трансе, они рисовали в его манере, но я обнаружил, что заложенный таким образом творческий потенциал развивался у них в нормальном состоянии. То есть они становились талантливее, работая уже в собственной стилистике…

— Что такое пятнадцатый отдел?

— Твоя семья, Стив. Секретная служба — настолько секретная, что даже сам президент не знает о ее существовании. Ради его же собственной безопасности. Чтобы он мог оставаться в стороне от нашей грязной работы. Умора, правда? Что-то ты не смеешься. Ну конечно, ты не можешь оценить всю иронию…

Лично я не вижу тут ничего нового. Главы государств то и дело погибают от рук собственных секретных служб. На этот раз обвинят фанатиков-антиглобалистов, которых во Франции пруд пруди, повесили же убийство сенатора Джексона на мафию.

— Это значит, Стивен, — не унимается русский, — что уверенная рука и видение мира, которые обрели эти студенты под гипнотическим влиянием гения живописи, отпечатались на их собственной личности после выхода из транса! То же самое случилось с вами, но на таком уровне, какого я никогда и не помышлял достичь…

— Да плевать нам на это, — перебивает его Ральф.

— Вам — возможно. А я не только фабрикую прикрытие вашим машинам для убийства — благодаря мне человек смог полностью изменить свой внутренний мир!

— Идите выпейте кофе, Нетски.

Нет, он не хочет кофе, он хочет во что бы то ни стало понять, как простое пополнение банка данных памяти могло, без какого-либо вмешательства извне, породить виртуальную самостоятельную личность… Хлоп! Он падает ничком с дыркой в голове.

— Заколебали эти умники. Хрен с ним, с пониманием, Стивен, надо убрать за собой, это дело не терпит отлагательств.

Я начинаю мелко и очень убедительно дрожать, пока он излагает программу: вилла сгорит вместе с нашими трупами, Паскаль займется моей подружкой-таксисткой, и к завтрашнему утру все будет в порядке.

— Так что молись, старина, если веришь в Бога своим умишком Мартина Харриса.

Я жалобно скулю: «За что? Почему?», а он уже взводит курок.

— Если бы ты знал, какой ты везунчик, Стивен… И сколько головной боли ты нам доставил после того, как тебя сняли с задания.