Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Партитура «L’Accordéoniste» («Аккордеонист»), 1944 г.
Кадр из фильма Жоржа Лякомба «Montmartre-sur-Seine», 1941 г.
С актером Жаном Шеврие и композитором Анри Конте. Июль 1944 г.
С Ивом Монтаном и режиссером Марселем Карне на премьере фильма «Portes de la nuit» («Врата ночи»), 1946 г.
Возвращение из Соединенных Штатов с Марселем Серданом. 17 марта 1948 г.
С Люсьеном Натом в фильме Жоржа Фридланда «Neuf garcons, un cœure», 1948 г.
С Шарлем Трене. Январь 1947 г.
С Марселем Серданом. Нью-Йорк, 1948 г.
Бракосочетание с Жаком Пиллем. Нью-Йорк, 20 сентября 1952 г. Марлен Дитрих (слева) была свидетельницей на свадьбе
Жильбер Беко и Эдит Пиаф, лауреаты премии «Des bravos du Music Hall». 15 мая 1956 г.
С Полем Мёриссом в спектакле «Le Bel Indifferent» («Равнодушный красавец»), по пьесе Жана Кокто
С Жоржем Мустаки (слева) за кулисами кабаре «Альгамбра» после концерта Шарля Азнавура. 9 октября 1958 г.
С Феликсом Мартаном и Маргерит Монно, 1958 г.
В гримерной концертного зала «Олимпия», 1959 г.
Последний концерт в «Олимпии». Сентябрь 1962 г.
Эдит и Тео Сарапо в день свадьбы. 12 октября 1962 г.
С Тео Сарапо на Лазурном берегу. Август 1962 г.
В день похорон Эдит Пиаф тысячи парижан пришли к ее дому на бульваре Ланн, чтобы отдать последние почести
(1950)
«Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо, я тщетно пытаюсь прийти в себя, мне это не удается, и мое горе лишь усиливается день ото дня, никогда раньше я бы не могла подумать, что однажды буду желать смерти, желать как избавления, как нечаянной радости, и это я, которая всегда так любила жизнь, сегодня я ее ненавижу!» Эти страшные слова, передающие всю меру ее отчаяния и боли, Пиаф написала другу из Нью-Йорка через четыре недели после смерти Марселя Сердана. Прах покойного перевезли в Марокко, но певица решила остаться в США. «Пока я не собираюсь возвращаться, – пишет она. – Я намерена подождать еще несколько месяцев, потому что боюсь увидеть Париж без него…»
В Нью-Йорк спешно прибыли самые близкие друзья Пиаф: Жак Буржеа и Андрэ Бигар, они, как могли, пытались успокоить певицу, и она продолжила выступать в «Версале» вплоть до 31 января 1950 года. Эдит должно исполниться тридцать четыре года, и жить ей осталось менее четырнадцати лет. Четырнадцать лет, которые можно охарактеризовать как медленный спуск в ад. Кажется, смерть Марселя что-то разрушила в душе певицы. Эдит никогда не перестанет оплакивать его. Несмотря на все возрастающий успех, несмотря на песни, которые завоюют весь мир, несмотря на рукоплещущие ей самые престижные концертные площадки, несмотря на брак и многочисленные любовные истории, она так никогда и не справится со своим горем. С тем горем, которое свалилось на нее в октябре 1949 года.
Пиаф любила Сердана сильнее, чем всех остальных мужчин? Безусловно. Но все же сей факт не объясняет бессмертия этой любви. Все дело в том, что эта история любви была прервана противоестественным, насильственным образом, разрушив сценарий, по которому обычно развивались любовные истории Эдит. «Если бы их связь продлилась еще год, то вполне вероятно, что все закончилось бы весьма печально, – скажет Симон Берто. – Возможно, что через полтора года она бы вычеркнула его из жизни, как вычеркивала всех остальных мужчин»[86]. «Когда дело касалось любви, – добавляет Филипп-Жерар, – то всегда именно она первой шла на разрыв. Ее никогда не бросали. Когда она видела, что отношения подходят к концу, она опережала события. Единственным мужчиной, которой покинул ее, был Сердан. Потому что он умер. И из-за этого вся история приняла такой размах».
Без сомнения, и сама Пиаф это понимала. Она не строила никаких иллюзий по поводу своих любовных приключений. Прославляя любовь как некий абсолют, к которому следует стремиться, она всегда интуитивно ощущала двойственную природу любви, неразрывно связанную как с величайшим счастьем, так и с величайшим страданием: «Любовь между двумя существами – это, как я думаю, единственная вещь, с которой надо считаться на земле. Когда мы любим, мы способны на все. Если мы хотим реализовать себя, расцвести, то должны найти ОДНУ любовь всей своей жизни. Состояние влюбленности – это болезнь, но болезнь чудесная, приносящая как неприятности, так и великую радость. Я полагаю, что даже когда вы несчастны в любви, вы все равно счастливы. Я даже задаюсь вопросом: мгновения несчастья, уж не являются ли они и самыми счастливыми моментами жизни? Только страдание помогает нам понять, что любовь действительно существует. Именно страдание наделяет вещи особой ценностью. Я полагаю, что за настоящее счастье надо платить слезами…» Разве сама Эдит не являлась воплощением великой любви? С беспощадной логикой Пиаф анализировала то явление «кристаллизации», как сказал бы Стендаль, что заставляло ее мгновенно влюбляться в мужчину и столь же быстро бросать его. «В любви никто и никогда не разочаровывал меня, потому что я сама лепила своих избранников, своих персонажей. Они были такими, какими я хотела их видеть. И когда все кончалось, я просто прекращала показывать себе кино»[87].