Я стащила сорочку.

И осталась в чем мать родила. Я не была голой целый год или даже больше. Я закрыла глаза, замерла на некоторое время. Постояла неподвижно, ощущая кожей туман и бег мурашек, когда ее касался ветерок, долетающий от водопада. Я готова была расплакаться. Не знаю из-за чего — может, из-за дыхания воды? Словно я поняла, как скучала по нему. Словно мое тело переполняла благодарность. А может, это из-за Коры. Потому что наверняка она бы сделала то же самое, если бы оказалась здесь. Сорвала бы с себя юбки, раскрыла объятия.

Я подошла к ольхе. Там вытащила из волос пауков и посадила их на листья. Я осторожно доставала их одного за другим, приговаривая: «Вот так…»

И когда все маленькие создания оказались на воле, я глубоко вздохнула и пошла под водопад. Он был таким холодным и таким сильным, что у меня перехватило дыхание и я вскрикнула. То была самая сильная вода в моей жизни, она колотила вокруг меня и по мне гораздо сильнее, чем любой дождь. Было даже больно, и я знала, что могут остаться синяки. Но не уходила, понимая, что моюсь по-настоящему, с меня сходит вся прошлая жизнь, со следами лисьих нор, и болот, и скачки, и горя. Я стояла под водопадом, а струи бежали по волосам.

Насытившись его грохотом, я прыгнула прямо в глубокое озеро. Я парила в воде, как отражение звезды. Я перестирала всю свою одежду — тряпку за тряпкой. Замачивала, терла о камни, соскабливала грязь пальцами. Я мурлыкала под нос. Я почистила ногти колючками. Птицы порхали в небесах, и последние лучи солнца пробивались между листьями, и это было хорошее, укромное место для приведения себя в порядок.

Его настоящее название — Встреча Вод. Так мне потом сказали.

Когда юбка приобрела более свежий цвет, а корсаж стал чище, я развесила их на скалах. Темнота была уже полной или почти полной. Надо мной плыла тонкая луна и нависали ветви деревьев, и я села на землю. Распустила волосы, обняла колени.

Потом я улеглась. Откинула волосы и укрылась плащом, так что теперь была уже не голой. Я думала: «Моя третья жизнь», шмыгала носом и улыбалась. Я смотрела вверх, на горы и небо.

Жизнь иногда подбрасывает нам дары. Это так. Дары появляются, и мы должны брать их, потому что через них мир подсказывает нам: «Делай вот это…» Водопад был даром. Как и коровы с их теплом и добрыми глазами. Я опускалась на колени рядом с теми из них, у которых были телята, припадала губами к вымени, и я точно знаю, что нет на свете ничего лучше, чем вкус парного молока после многих месяцев, проведенных исключительно на холодной пище. Так что я сосала молоко, как самый настоящий теленок. Коровы при этом смотрели так, словно думали: «А это еще кто?»

В те дни на меня обрушился настоящий водопад даров. Шелест лепестков закрывающегося цветка. Трепет крыльев зяблика.

И — хрусть…

Это я услышала на четвертую ночь. Я отдыхала в зарослях березы и терна, когда сквозь мою дрему проник топот. Я подскочила. Уставилась в темноту. Что это за звук? Сердце колотилось как сумасшедшее. Я подумала: «Шаги!» Их было много — много ног, пробирающихся по болоту. Тяжелые шаги. Медленные.

Коровы. Но не это было удивительно. На этот раз они шли очень решительно — длинной торжественной процессией. Коровы с телятами, они вместе осторожно шагали гуськом вверх по склону, обходя скалы и расщелины, иногда съедая по пути выдранные пучки травы. Их черные шкуры серебрились в лунном свете, я видела, как сверкают глаза, и думала: «Куда вы собрались?» Потому что их шествие явно было целенаправленным. Они шли так, словно знали куда.

Я последовала за ними. Встала и пошла, держась чуть поодаль. Коровы ловко проскальзывали в расщелину между двумя горами. В ней струился ручей и росли березы. Мы двигались вверх, березы становились очень тонкими, и я вновь подумала: «Куда идут коровы?» Потому что видела лишь два гигантских валуна в конце расщелины. «Там некуда идти!»

Но оказалось, есть куда. Между валунами открылся узкий проход.

Я была поражена. Смотрела распахнутыми глазами, как коровы проходят через камни, словно призраки, крутя хвостами. Я пошла за ними. И вот он — мой дом.

Сначала я назвала это место «Укромной лощиной». Потому что она была отлично спрятана. Маленькое, поросшее травой поле, зажатое между двумя горами и охраняемое скалой. Кто бы мог знать, что она там? Разве я отыскала бы ее без тех коров?

Березы, и вода, и звездное небо.

«Как раз для девчонки, которую зовут ведьмой, — подумала я. — Которая хочет наконец отдохнуть в безопасности».

Всем нам нужен дом. Всем нам нужен кров и очаг в конечном итоге. Вот что заставило Кору прийти в Торнибёрнбэнк и поселиться в хижине с остролистом у дверей и рыбой, застрявшей на крыше; вот что заставляло ее иногда ходить в церковь. Что же до ее сероглазой дочери, то та сделала дом своими руками из камня, тростника и вереска в скрытой от посторонних глаз хайлендской лощине, путь в которую лежал меж двух валунов и в которой держали краденых коров. Там Корраг обрела покой. В долине ветер качал березы по ночам, и это был хороший звук.

* * *

Койре-Габайл — вот ее гэльское[15]имя. Попробуйте произнести. Просто язык сломаешь. Но у них вообще странный язык, по крайней мере для английского уха. Все эти гортанные звуки, похожие на музыку. Речь, что мчится, как дикая река. Сассенах. Так называли меня в Гленко. «Так на гэлике будет „англичанин“, — вот что сказал Аласдер. — Ведь ты же англичанка, верно?» Да, верно, я англичанка. Вначале все они бросали это слово как проклятие. Но позже произносили его так, словно оно обрело значимость. Их тон стал более мягким. Они склоняли головы набок, произнося: «Сассенах…»

Койре-Габайл.

Укромная лощина.

Но скоро я стала считать ее своей. В ее восточной части я обнаружила нагромождение высоких камней в форме полукруга, нечто вроде комнаты, где я могла вертеться, и стоять, и вытягиваться в длину на полу, так что я улыбнулась и все поняла. День за днем я мастерила там укрытие. С помощью дирка срезала дерн и вереск. Я знала, что коровьи лепешки довольно прочны, когда высохнут, а потому, используя юбку как корзину, перетаскивала их в подоле и водружала на камни. Я сделала крышу, как научили меня болотники год назад. Ведь стены уже были. Они не смердели — всего лишь легкий коровий запах, который никогда не досаждал мне. Большинство мест так пахнут.

Я залезла на склон и взглянула вниз. Увидела дело рук своих с высоты и сказала себе: «Вот он — мой дом».

Я нашла пару травок во впадинах на склоне, а в долине — свежий торфяной раскоп. Рядом сохли аккуратно сложенные куски торфа. Я огляделась вокруг, прежде чем взять пару. Мне, как любому человеку, требовалось топливо. Нужно было готовить еду и чем-то согреваться.

Это был хороший дом. В нем даже было окно из дерна, который я могла скатывать вверх и вниз, как мне хотелось. Один участок крыши я оставила очень тонким, почти непокрытым, так что дым выходил наружу и не норовил меня задушить, но все же я позаботилась о том, чтобы туда не мог проникнуть дождь. Я сама сделала свой дом и была горда этим.