Другой претенденткой на роль Лики называют Амалию Протас, одно время тоже числившуюся в женах Тухачевского. В книге «Советская военная элита в политической борьбе 1920-х-1930-х годов» С. Минаков пишет: «В штабных документах Западного фронта 1922–1923 гг. числится Амалия Яковлевна Протас. Согласно „Списку сотрудниц женщин управлений и отделов Штазапа, Пузапа и Упвосозапа по состоянию на 1 августа 1923 года” „Протас Амалия Яковлевна – адъютант командующего Западным фронтом [т. е. М. Тухачевского], девица, образование среднее, беспартийная, место службы – вагон командующего. Убыла со службы 25 августа 1923 года”. Учитывая, что режим службы М. Тухачевского в должности командующего Западным фронтом в 1922–1924 гг. был в основном „на колесах” (постоянные разъезды по фронту, в командировки в Москву, Минск и др. города), он жил в своем служебном вагоне. Там же располагался и его штаб. А. Протас с 1922 г. в силу своего служебного положения сопровождала М. Тухачевского в его постоянных разъездах. В Смоленске М. Тухачевский, судя по графику его служебной деятельности, бывал сравнительно мало. Учитывая все вышесказанное о режиме службы М. Тухачевского, А. Протас являлась его „действительной женой”. Для „другой жены” в „хронотопе” жизнедеятельности М. Тухачевского просто не находилось места».

Казалось бы, все верно, но, учитывая свободные нравы, царящие среди высшего комсостава Красной Армии в то время, это последнее утверждение можно подвергнуть сомнению. Амалия Протас вполне могла быть «действительной» женой Тухачевского при наличии еще одной «действительной» жены. Одна ждала его дома, другая ездила с ним по фронту и в командировки, исполняя помимо прочих обязанности адъютанта. На то, что все было именно так, указывает рассказ Лидии Норд, который совершенно исключает возможность службы Лики в качестве адъютанта Тухачевского. К тому же роман Тухачевского с Ликой и начался и закончился до 1922 года. Так что, возможно, отношения с Амалией Протас были уже после их разрыва. И скорее всего, девушек действительно было две, или же Лидия Норд просто полностью сочинила эту романтическую историю. Но, казалось бы, зачем?…

«Неподалеку от Смоленска, где тогда находился штаб Тухачевского, в лесной чаще стоял большой деревянный двухэтажный дом. В нем жил лесничий „со своим выводком”, как говорили лесники. Выводок состоял из пяти молодых девушек. По существу, сам лесничий в этом изобилии девиц был неповинен. Их подбросили ему на попечение родители, дабы уберечь девушек от всех принесенных революцией бед, и они приходились ему родными и двоюродными племянницами. Лесничий и его жена действительно опекали весь „выводок”, как наседки. Время было тяжелое… Они сами случайно нашли приют в этом глухом уголке вздыбленной революцией страны. Правда, у лесничего был охранный мандат совслужащего и даже разрешение на ношение оружия, но все же жена зарыла все уцелевшие драгоценности, да и наиболее ценные вещи, под кормушкой в конюшне, где стояли принадлежавшие лесничеству лошади, и каждое утро протыкала тоненькой железной палкой землю, чтобы удостовериться – не выкопал ли их кто-нибудь».

Далее история действительно разворачивается как в женском романе. Однажды в лесничество случайно заехал командарм Тухачевский. Он разговорился с лесничим, тот пригласил его к обеду, за обедом Тухачевский и познакомился со спрятанными в глуши красавицами. С тех пор он навещал их достаточно часто. Супруга лесничего подозревала, что Михаилу Николаевичу пришлась по нраву одна из их воспитанниц, но некоторое время не догадывалась, какая именно. Как и полагается в романтической истории, больше всего командарму понравилась младшенькая из сестер – самая веселая и непосредственная.

«Если старшие племянницы все отличались красотой и… добрым нравом, – пишет Лидия Норд, – то у младшей и того, и другого сильно недоставало. И эстетические чувства Анны Михайловны (так звали жену лесничего) часто страдали от вида вечно растрепанных кос, синяков, ссадин и царапин на лице и руках младшей – следов ее бешеной скачки на лошади и лазания по деревьям».

Анна Михайловна с удивлением говорила мужу: «Ты можешь себе представить – он ведь увлекся Ликой! Я думала, он ездит ради Ани или Веры… Не понимаю… Ну что ему в ней понравилось?» Лесничий забеспокоился: «Она ведь совсем ребенок, он может вскружить ей голову. Надо придерживать ее теперь дома».

В самом деле, Лике в то время было всего шестнадцать…

Лике запретили появляться, когда Тухачевский приезжал в лесничество. Разумеется, тот не собирался оставлять дело на произвол судьбы и в один из приездов официально попросил руки Лики. Лесничий намеревался ответить отказом, по его мнению, Лика была еще слишком молода для замужества, но неожиданно на сторону влюбленного командарма встала Анна Михайловна, заявив, что ей самой было шестнадцать, когда она вышла замуж, и что решать свою судьбу может только сама Лика. Она предложила поговорить с ней, и Тухачевский сказал, что сделает это сам.

«Он нашел Лику во дворе, – пишет Лидия Норд. – Скинув варежки, она лепила снежки и бомбардировала ими старшую кузину, укрывшуюся за стоявшим у сарая большим деревянным щитом и взывавшую оттуда о пощаде. Увидев Михаила Николаевича, девушка смутилась, но озорство взяло верх, и она ловко угодила бывшим у нее в руках снежком в поспешившую вылезти из-за щита кузину. Тухачевский усмехнулся и взял ее покрасневшие от холода руки в свои: „Лика, я полюбил вас. Могу я надеяться, что вы станете моей женой?”

Та явно опешила. Потом кровь отхлынула от ее лица, и, вырвав руки, она понеслась куда-то… „Мне тогда стало очень страшно”, – после призналась она журившей ее тетке. Анна Михайловна, наблюдавшая всю эту сцену из окна, накинула шубку и поспешила спасать положение: она объяснила, что девушка сильно смутилась, обещала поговорить с ней и просила его приехать на другой день за ответом. Тухачевский уехал, не заходя в дом. Но Анна Михайловна простилась с ним как с будущим родственником.

После его отъезда в доме лесничего воцарилась необычайная тишина. Евгений Иванович, крупно поговорив с женой, из своего кабинета не показывался. Лика после долгого разговора с теткой с глазу на глаз вышла из спальни с покрасневшими глазами и бродила по дому притихшая, растерянная. Старшие девушки, узнав от тетки о предстоящем браке, ахнули…

На другой день был сговор. Лесничий, дав скрепя сердце согласие, поставил условием, чтобы брак был церковный. Тухачевский согласился. Но венчание должно было быть тайным. Оно должно было состояться через месяц – Тухачевский заявил, что и это очень долгий срок. Его всегда могут назначить на другой пост.

Первое время Лика держалась с ним отчужденно и больше льнула к дяде. Но, став в доме на правах жениха своим человеком, Михаил Николаевич сбросил с себя панцирь спокойной, даже чуть холодной вежливости, которой он устанавливал дистанцию между собой и окружающими, держал себя просто и с большим тактом. Не навязываясь невесте, он сумел завоевать ее доверие. Единственная интимность, которую он позволял себе с ней, – это обертывать ее длинные, тугие косы вокруг своей шеи, серьезно уверяя всех, что он пойман и привязан „этим арканом”.

Венчание произошло вечером в деревенской церкви. Когда сани с невестой подъехали к церкви, лошади вдруг захрапели и поднялись на дыбы, едва не вывернув всех. Вошли в церковь – и женщины вскрикнули, а Лика тяжело опустилась на руки успевшего подхватить ее лесничего: в церкви стоял гроб с покойником.