— Что-нибудь еще?

— Пока нет, Виталий Викторович.

— Ясно… Ну что ж. Я рад, что ребята там, в Одессе, начинают постепенно раскручиваться. Пусть работают. Пусть внимательно проверяют любые интересные случаи. А что у Федорова в Санкт-Петербурге?

— Через два дня он возвращается. «Никаких сколько-нибудь значительных следов, и сейчас он закрывает дело.

— Так. Значит, теперь у нас остается только группа Банды? Ну что ж, будем ждать…

* * *

В тот день, когда Банда проходил проверку Рябкиной, в Беларуси, на Брестском автомобильном КПП произошел совсем незначительный инцидент, который, как ни странно, впоследствии сыграл важную роль в цепи дальнейших событий.

К вечеру в зону контроля пограничной службы степенно вкатился «Мерседес» цвета «серый металлик» с баварскими номерами. Водитель машины, Карл Берхард, и его жена Хельга следовали через Беларусь транзитом на Украину, совершая маленькое туристическое путешествие.

Карл, инженер-компьютерщик, работающий в довольно крупной фирме, имел в этой жизни все: молодую жену, дом, хорошие деньги, солидное положение и солидный возраст в конце концов. Не хватало ему, пожалуй, только одного: утолить свою жажду странствий, и в день своего сорокалетия, прихватив Хельгу, которая была на пятнадцать лет моложе его, герр Берхард отправился в путешествие.

Первым человеком в форме, который с какой-то патологической дотошностью начал копаться в его документах, стал старший прапорщик погранвойск Республики Беларусь Василий Рыбачук.

Он долго и тщательно проверял техпаспорт на машину, затем страховой полис Берхарда, трижды, сдвинув фуражку на затылок и почесывая белесый чуб, пролистал паспорта добропорядочных немцев.

Наконец, вздохнув, изрек:

— Непорядок, герр Берхард. В ваших документах указано, что вы и ваша жена выезжаете за границу Германии вместе со своим сыном Йоганом нынешнего года рождения. Но в машине ребенка нет. Как это понимать?

— О, господин офицер! Мы, правда, очень хотели взять в дорогу нашего мальчика, потому что очень любим его и не хотим расставаться ни на один день. Вы понимаете?

— Да, я говорю по-немецки, — ничтоже сумняшеся гордо отрапортовал прапорщик. И вправду, чего там не понять, что этот немец своего киндера любит?

— Мы подготовили все документы, но перед самым выездом наш маленький Йоган вдруг заболел, — перешел вдруг немец на совсем неплохой русский. — Понимаете, мы не могли остаться, ведь наша поездка не совсем туристическая. Вот, посмотрите, я уполномочен от имени своей фирмы провести переговоры с властями города Одессы о сотрудничестве. А заодно отдохнуть. За меня платит фирма, понимаете? Я не мог отказаться.

— Ясно, ясно. Но непорядок все же.

— Герр офицер, я вас прошу еще раз внимательно посмотреть мой паспорт, — водитель шикарного «Мерседеса» снова протянул документы Рыбачуку.

Василий уверенно раскрыл паспорт. Поверх фотографии герра Берхарда лежали три красивые новенькие стодолларовые купюры.

«Ну, совсем другое дело! — подумал страж порядка. — И правда, с кем не бывает? Ну, заболел дитенок, что же, из-за этого нельзя и за границу смотаться?»

Купюры быстро и незаметно перекочевали в карман бдительного пограничника, и старший прапорщик погранвойск Василий Рыбачук почтительно приложил руку к козырьку зеленой фуражки.

— Ваши документы в порядке. Проезжайте на таможенный контроль, вон туда, — указал он рукой.

А еще через несколько минут по территории Беларуси катился «Мерседес» с баварскими номерами, в салоне которого сидели Карл и Хельга Берхарды, родители маленького, рожденного в этом году гражданина Германии Йогана Берхарда, который по причине внезапной болезни не смог, к сожалению, посетить гостеприимную землю СНГ.

Жаль, здесь бы ему, наверное, понравилось…

Они ждали этого момента и тщательно готовились к нему. Они приехали сюда, в Одессу, теперь уже в чужое государство, только ради того, чтобы принять участие в событиях, каким-то образом повлиять на ситуацию, и тем не менее, когда все наконец-то произошло, это оказалось таким неожиданным, случилось так внезапно и быстро, что Банда в какую-то секунду даже запаниковал. Ему показалось, что его захватила снежная лавина и теперь тащит по склону вниз, засыпая и переворачивая, не давая никакой возможности вздохнуть и задержаться, не давая никакой надежды на спасение…

С Олей Сергиенко они быстро нашли общий язык. Дина представила Банду как своего хорошего знакомого, «опера» из угрозыска города, который под видом алкоголика-санитара расследует дело о воровстве наркосодержащих лекарственных препаратов и дефицитных витаминов. Беременная учительница, несколько раз поболтав с Бандой о том, о сем, с легкостью в эту версию поверила, убедившись, что под внешностью небритого пропойцы на самом деле скрывается умный и неординарный человек. Банда наплел Оле сказок про чудесные витамины, которыми ее по три раза на день потчуют, и предупредил, что эти редкие таблетки, — а таких таблеток и впрямь не давали ее соседкам по палате, — исключительно интересны для следствия. Мол, ему очень важно знать, что таблетки продолжают давать неукоснительно и не заменяют никакими другими препаратами. А потому им с Олей просто необходимо каждое утро видеться.

Вскоре они договорились, что во время завтрака, когда Банда по утрам проносит в столовую котлы с кашей или чаем, Оля будет ожидать его в коридоре.

Ей не нужно ничего ему говорить, не нужно подавать никаких условных знаков — само ее появление и будет этим условным знаком.

И в любом случае их знакомство нужно держать в строгом секрете, не посвящая в это дело никого.

Кроме, разве что, мужа Оли, каждый день приходившего на свидание с пакетом фруктов и всякой домашней вкуснятины.

Система заработала очень удачно и четко, и каждое утро в больнице Банда начинал с главного — он знал, что с его подопечной за прошедшие сутки Ничего не случилось…

В то утро Ольги в коридоре не оказалось.

Поначалу Банда постарался подавить в себе беспокойство, списав ее отсутствие на непредсказуемый женский характер или на особенности физиологии. Но, продефилировав спустя десять, а затем двадцать минут по коридору вновь и так и не заметив нигде Сергиенко, Банда понял, что что-то случилось.

Дину к тому времени уже выписали, и надеяться ему можно было только на себя.

Он выбежал на улицу, купил десяток апельсинов и снова бросился к желтому корпусу, на трех этажах которого разместились все женские отделения.

Найти знакомую санитарку тетю Глашу оказалось делом нескольких секунд. Санитарки здесь в отличие от медсестер были не избалованными — нормальные сердобольные старушки, работавшие за копейки и скрывавшие за вечным ворчанием и матюгами свой добрый характер. Такой же была и тетя Глаша.