Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тише, не кричите, – фельдшер обрадовался, что наконец-то заинтересовал следователя. – Могу сказать точно – шесть лет назад, зимой. Откуда и когда он взялся у Кузминых не знаю, но увезли его мертвого в легковой машине. Завернули в ковер… Представляете, и это интеллигентные люди!
Неизвестного старца похоронили в Зубцовске тоже шесть лет назад, в восемьдесят седьмом…
– Кому еще говорили об этом? – Бурцев подтянул к себе Сливкова – тот с достоинством освободился, поправил ворот рубашки.
– Неоднократно писал в областную прокуратуру, естественно, анонимно никто не обратил внимания. Вы же понимаете, не могу открыть своего имени, Студеницы – городок очень маленький, а эта загадочная семья Кузминых и все, кто к ним приезжает, представляют определенную опасность… Почему они увезли хоронить Николая в другой город? Почему именно в Углич? Что это за традиция – увозить и прятать покойников?.. И еще, подумайте, отчего это жена Алексея Владимировича, Ольга, не вернулась с похорон? Да-да, та самая жена-девственница?
– А она что, не вернулась? – окончательно обескураженный, спросил Бурцев.
– И не вернется, – уверенно заявил фельдшер. – Потому что заочно выписалась. И никто не знает, жива ли она…
– Скажите, а у этой старушки родственники есть в городе?
– Никого! Одинокая была… Но в доме у нее сейчас живет квартирантка! вспомнил Сливков. – Даже не квартирантка, а как бы сказать… последовательница этого самого Прозорова. Молодая, красивая женщина, учительница, но живет странно!
– Обливается водой на морозе? Ходит босой по снегу?
– И не только! В ней что-то колдовское есть. Ученики ее обожают, а я боюсь, она их в секту свою незаметно всех переманит. Это дело надо остановить!
– Остановим, – пообещал Бурцев, чувствуя какое-то странное оцепенение мыслей и чувств.
После гибели брата Алексей Владимирович срочно вызвал племянницу из Санкт-Петербурга, где она только начала учиться на юридическом факультете, и буквально посадил под замок, не разрешая выходить даже во дворик собственного дома. Мало того, запретил приближаться к расшторенным окнам, говорить по телефону и снимать трубку, когда кто-то звонит. Он не пустил ее в Углич на похороны Николая, оставив в забаррикадированном доме вместе с дальним родственником Василием, прибывшим сразу же, как получили известие о трагедии. Этот тридцатилетний детинушка, разумеется, никаким боком к семье Кузминых не относился – дядя представлял родственниками всех, кто приезжал и останавливался у них, – а скорее всего был вызван для помощи и охраны. У Васи был добродушный вид из-за ранних глубоких залысин и розового румянца, но внешность его оказалась обманчивой, ибо, наблюдая за порядком и безопасностью в доме, он проявлял неумолимую жесткость и рубил на корню все просьбы о прогулке. Не действовали ни комплименты его богатырской силе, ни хитрости и уловки. Однажды, когда ночью Наталья не могла заснуть и расплакалась, вспоминая брата, Вася услышал, хотя находился далеко, на первом этаже, пришел, молча сел рядом и гладил ее волосы целый час. Алексей Владимирович с женой Ольгой тогда еще находились в Угличе на похоронах.
И загладил боль. Потом она уже больше не плакала и только тосковала.
По ночам к Васе приезжали какие-то люди и, уединившись с ним, подолгу разговаривали, дразня девичье любопытство. Только однажды ей удалось подслушать своего телохранителя, когда он беседовал с каким-то военным. Наталья ничего толком не поняла, но речь, кажется, шла о скором переезде Кузминых, потому что военный обязан был найти, купить и обставить дом для семьи. Причем приезжий отчего-то чувствовал себя виновным, вел себя как подчиненный, а Вася, наоборот, как командир. Она решила, что переедут они в Ленинград. Дядина опека ей давно надоела, она обрадовалась и успокоилась.
Из Углича Алексей Владимирович вернулся один и был печальнее, чем уезжал. В том, что он разошелся с женой, признался через неделю, когда Наталья стала доставать вопросом: где Ольга? Они были подругами, и совсем не ощущалась двенадцатилетняя разница в возрасте. Это было неожиданно и горько, почти как гибель брата.
– Почему? Почему?! – чуть не плакала Наталья, потеряв еще и подругу. Она была такая хорошая! Как ты мог?..
– Мы поссорились в Угличе, очень серьезно, – вначале оправдывался дядя. И Оля решила порвать со мной. Не могу же я насильно удерживать женщину возле себя?
Прежде, до смерти Николая, они жили душа в душу…
– Из-за чего вы поссорились? И как можно поссориться, когда горе, наоборот, сближает людей? Ты сделал очень плохо! Это недостойно благородного человека!
– Она обещала написать тебе и все объяснить.
– Почему ты не остановил ее? Почему не уступил женщине?
Ему быстро надоел такой допрос, и Алексей Владимирович прекратил его привычной фразой:
– Все, я закрываю тему.
После нее все уже было напрасно. Невероятно добрый и ласковый, этот человек отличался строгостью и непререкаемостью. Он никогда не наказывал племянников, но обладал какой-то гипнотической силой внушения. Дядя обычно смотрел провинившемуся в глаза и медленно, почти по слогам говорил:
– Ты сделал очень плохо. Это недостойно благородного человека.
Обиднее всего было, что Оля исчезла из ее жизни, даже не попрощавшись. Целый месяц Наталья ждала письма в надежде написать ответное, излить тоску и убедить ее вернуться, но бывшая дядина жена пропала бесследно. Богатырь Вася так и остался жить в доме, исполняя обязанности повара и телохранителя, что мешало дружить с ним. Какой же это друг, если контролирует каждый шаг и держит в ежовых рукавицах? То ли дело Оля, с которой они занимались йогой и карате, бегали по ночам купаться, ездили вдвоем на охоту, палили из ружей и целыми ночами сидели у костра с гитарой. Дядя не одобрял таких вольностей, после каждого похода обязательно выговаривал жене и даже пробовал запрещать дальние поездки без мужского глаза. И совершенно зря волновался, потому что с Ольгой было так же надежно, как с Васей. Однажды они поехали загорать в укромное и безлюдное место за железнодорожный мост и к ним стали клеиться какие-то два подвыпивших парня, отдыхавших на берегу неподалеку. Сначала приглашали в свою компанию, потом дело дошло до рук, и тогда Оля показала им «удар кобры» В одно мгновение оба оказались на земле, а девушки подхватили пляжные вещички, сели в свою машину и, отъехав на приличное расстояние, долго смеялись и обсуждали случившееся. Договорились, что дяде ничего не скажут, но он откуда-то узнал и сделал жене строгое внушение.
Она тосковала взаперти и от одиночества попыталась сочинять стихи. Ей очень нравилась изящная японская поэзия, особенно танки, и Наталья написала несколько, а одно показалось вообще шедевром:
Холодная капля дождя Ударилась о висок И согрелась…
Спустя месяц вместо обещанного письма Ольга прислала свидетельство о разводе и ни строчки для своей подруги, что Наталью удивило. Алексей Владимирович за несколько дней вернул свою настоящую фамилию – Поляков, по причине чего и племяннице пришлось сменить паспорт. Теперь уж нечего было думать об учебе и вольной жизни, одну никуда не отпустят, а о переезде дядя пока не заикался…