А Бела Клюева, многолетний редактор Стругацких в издательстве «Молодая гвардия», писала: «С 1959 до 1982 года, практически не прерываясь, продолжалась моя работа и, смею сказать, дружба с братьями Стругацкими, особенно с Аркадием и его семьей. С Борисом мы, к сожалению, виделись редко, он, как правило, появлялся в редакции в кульминационный период работы над очередной рукописью и был всегда строг и неуступчив в отличие от Аркадия, хотя, как мне кажется, я не давала особых поводов вступать со мной в конфликт: мое редакторское кредо — быть первым, внимательным читателем произведения, сообщать авторам о том, что вызвало у меня по мере чтения сомнение, или предлагать им более, на мой взгляд, удачный ход, или слово, или выражение. Но ни в коем случае не вмешиваться в суть произведения, не калечить присущий автору стиль и в итоге оставлять тот вариант, который предлагают сами авторы…»

И, наконец, Нина Матвеевна Беркова: «Мне очень повезло — я была не только редактором таких произведений Стругацких, как „Понедельник начинается в субботу“ (М., 1965); „Полдень, XXII век (Возвращение)“ (М., 1967); „Обитаемый остров“ (М., 1974), но мы вместе с Аркадием работали в издательстве „Детгиз“ (в 1957–58 гг.). Мы были коллеги-редакторы и занимались фантастикой. В то время в издательстве „Детгиз“ (позже его переименовали в „Детскую литературу“) существовала большая редакция научно-художественной, приключенческой и научно-фантастической литературы. Книги нашей редакции пользовались огромным спросом: именно здесь выходила так называемая серия „в рамочке“, любимый читателями альманах „Мир приключений“ и отдельные книги по жанрам…»

В Москве Аркадий Натанович довольно часто посещал литературный «салон» Ариадны Громовой. Хозяйка «салона» — прозаик, критик, переводчица — не только писала очень недурную фантастику[11], но была и колоритным человеком с весьма необычной биографией. Родилась в Москве, окончила историко-филологический факультет Киевского университета, защитила кандидатскую диссертацию по филологии, в годы войны работала в киевском подполье. С начала 60-х Громова активно выступала с критическими статьями, посвященными почти исключительно советской фантастике. «Я у нее был всего пару раз, случайно оказавшись в это время в Москве… — вспоминал Борис Натанович. — Пили чай и трепались на тему „что есть фантастика“. Были там Рафка Нудельман, Рим Парнов (писатели-фантасты Рафаил Нудельман, Еремей Парнов. — Д. В., Г. П.), еще какие-то мало знакомые мне люди… АН же к этим встречам относился с должным пиететом. Там вырабатывалась политика. Ариадна Григорьевна была „гранд политик“. На встречах решалось: кто и какие статьи о положении дел в фантастике должен написать, какие рецензии и на что, к какому начальству и с чем надлежит обратиться. Не могу сказать, была ли от всей этой деятельности какая-то польза, но ощущение содружества, „неодиночества“, единой цели безусловно имело место…»

Не могло не иметь. Ведь к Громовой на Большую Грузинскую наведывались многие работавшие тогда фантасты — Север Гансовский, Анатолий Днепров (с которым Стругацкий-старший, правда, скоро рассорился), Еремей Парнов, Михаил Емцев, Дмитрий Биленкин, Роман Подольный, Александр Мирер, другие. Частым гостем бывал Владимир Высоцкий. Однажды он даже прочел здесь свою фантастическую повесть. Впрочем, с Аркадием Натановичем он тогда разминулся.

Вне «салона» Стругацкий-старший встречался с Анатолием Гладилиным и Василием Аксеновым, Георгием Владимовым и Андреем Вознесенским, Фазилем Искандером и Аркадием Аркановым, Юрием Казаковым и Евгением Евтушенко. Конечно, многие встречи происходили, скажем так, по касательной, за столиком кафе, на каких-то дружеских застольях и не вели к долгим отношениям, но они были, были, а даже короткая встреча с неоднозначным человеком оставляет след в душе творческой личности. Тогда же, кстати, Аркадий Натанович подружился с выдающимся математиком Юрием Маниным, надолго ставшим его другом, и с создателем первого отечественного компьютера Алексеем Шилейко.

В общем, Стругацкий-старший легко и постоянно общался и с литераторами, и с учеными, и с редакторами, и с чиновниками от культуры; он легко мог завязать знакомство в ресторане и даже на скучном, совсем необязательном собрании.

Дружеский круг Стругацкого-младшего был более устойчив.

Из письма Г. Прашкевичу (от 8.X.2010): «В Питере у нас был свой кружок единомысленников и взаимно симпатичных друг другу людей.

Был Илья Иосифович Варшавский, всеобщий любимец, признанный мастер короткого рассказа, а, главное, — безукоризненно обаятельный человек. (Помнится, я преподнес ему нашу „Далекую Радугу“ с дарственной надписью: „Философу и хохмачу Илье Иосифовичу. Приличное, вроде, сырье для пародий“. Впрочем, на АБС он пародий, по-моему, никогда не писал. А я на него — неоднократно. Только не на его тексты, а на его, так сказать, модус вивенди и операнди. К сожалению, — или к счастью — все они слишком длинны, чтобы их здесь приводить, да и публиковались не раз.)

Был Дима Брускин, сделавший первый и, на мой взгляд, лучший перевод „Соляриса“ — остроумец, бонвиван, настоящий мачо (хотя слова этого мы тогда не знали еще). Обаятельнейший некрасавец. Умеющий пить, не пьянея. К сожалению.

Мишка Хейфец, публицист, знаток истории народовольцев, замечательный эрудит (помню его задумчивую фразу: „Я историю, в общем, знаю неплохо. Но вот четвертый, пятый, шестой века — тут у меня пробелы“). Он был большой любитель поговорить о Софье Власьевне (эвфемизм КГБ — как и Галина Борисовна, и множество других. — Д. В., Г. П.), и говорил совершенно открыто в любой произвольной аудитории. „Бросьте, — отвечал он на предостережения. — Захотят посадить — посадят. За неправильный переход улицы“. В 74-м его и посадили (за статью о Бродском), дали максимум по 70-й — „пять плюс три“, кажется. Сейчас он в Израиле, уважаемый публицист и историк.

Вадим Борисович Вилинбахов (отец нынешнего нашего главного герольдмейстера РФ) — историк-профессионал, бывший военный, единственный из нас, кто предрекал неизбежность военного переворота — очень был высокого мнения о потенциале социального радикализма нашей армии.

Влад Травинский — он был тогда большой среди нас шишкой: ответственный секретарь знаменитой „Звезды“ — великий знаток всех нюансов текущей политики и хороший журналист. Уехал в Москву — завоевывать Третий Рим, — да там и сгинул, как многие, ничего не завоевав.

Бывали с нами и люди симпатичные, но скорее случайные: A. А. Мееров, писатель вполне посредственный, но человек очень интересный; Евгений Павлович Брандис, тогдашний спец номер один по литературной критике фантастики, — исключительно добрый, тихий, приветливый, навсегда ушибленный борьбой с космополитизмом образца 48-го года; Витя Невинский, автор всего одного, но хорошего романа, рано умерший… А корифеи тогдашние — Геннадий Гор, Г. Мартынов, тем более — Гранин, — с нами не общались, это было совсем другое поколение и как бы другой „позисьен сосиаль“. А на самом деле либо мы их не хотели, либо они нас».