Вот уж воистину неудобоваримая пища.

Лязг металла снова привлек их внимание к темному проему двери. Снова явился Бернард, на сей раз ведя следом двух женщин.

Первой была высокая, темноволосая и темноглазая сангвинистка. Джордан тотчас узнал Надию. Уставился на ее кожаные доспехи и серебряную цепь вокруг пояса. Последняя представляет собой цепной кнут — оружие, с которым эта женщина управляется невероятно искусно. Сверх того на боку у нее висел длинный клинок.

При виде нее сразу приходит в голову выражение «убийственный наряд».

Внимание Надии было полностью сосредоточено на второй женщине.

Скверный знак.

Ростом незнакомка ниже Эрин. Волнистые волосы цвета воронова крыла коротко подстрижены, на ногах джинсы и ботинки, правая штанина разорвана, и сквозь разрыв видны лубки — явно недавняя травма. А поверх современных одежд — накинутый на плечи старинный тяжелый плащ, будто пригибающий ее к земле. Миниатюрные ручки жеманно скрещены спереди. Джордану потребовалась добрая секунда, чтобы сообразить, что она в наручниках.

В одной руке, затянутой в перчатку, Надия держала толстую цепь, тянущуюся к этим наручникам.

С ней они предпочитают судьбу не испытывать.

Чем же эта женщина так опасна?

Когда пленница дохромала поближе, Джордан увидел ее лицо и был вынужден сцепить зубы, чтобы не ахнуть от изумления.

Серебристые глаза встретились с ним взглядом. Он разглядывал очертания этих безупречно оформленных губ, высоких скул, курчавую волну локонов. Если сменить оттенок этих волос на огненно-рыжий, она как две капли воды походила бы на Баторию Дарабонт — женщину, которую Эрин убила в катакомбах под Римом.

Сидящая рядом Эрин оцепенела, тоже разглядев очевидное фамильное сходство.

— Вы нашли другую представительницу рода Батори, — заключила Эрин.

— Да, — подтвердил кардинал.

Джордан издал мысленный стон. Будто с последней хлопот было мало.

— И она стригой, — добавила Эрин.

Джордан удивленно вздрогнул, внезапно уразумев, зачем понадобилась такая бдительная охрана и задернутые шторы. Мог бы и сам сопоставить факты.

Женщина окинула Эрин холодным, пренебрежительным взглядом и повернулась к кардиналу. Она говорила с ним на латыни, но с диковинным акцентом, очень похожим на акцент Руна, проявляющийся, когда тот выходит из себя.

Джордан поглядел на пленницу новыми глазами, оценивая степень угрозы, прикидывая дополнительные меры, если это чудовище вдруг вырвется от своих укротителей.

Как только женщина договорила, Бернард ответил:

— Будет лучше, если вы перейдете на английский. Тогда все пойдет куда более гладко.

Пожав плечами, она обернулась к Руну и заговорила по-английски:

— Ты выглядишь весьма посвежевшим, возлюбленный мой.

Возлюбленный мой? Что это значит?

Рун — католический священник, и заводить возлюбленных ему не полагается.

Она резко потянула носом в направлении Эрин и Джордан, будто оба выбрались из сточной канавы и от них смердит.

— По моему разумению, столь ничтожное общество вполне тебе отвечает.

Рун даже глазом не моргнул, будто и не слышал ее.

Выступив вперед, кардинал Бернард официально представил их друг другу.

— Это графиня Элисабета Батори из Эчеда, вдова графа Ференца Надашди Батори де Надашд из Фогарашфелда.

Эрин охнула, чем привлекла внимание Джордана, но продолжала просто таращить глаза на женщину.

Теперь настала очередь кардиналу представить их обоих графине. К счастью, их титулы звучали куда короче.

— Позвольте представить вам доктора Эрин Грейнджер и сержанта Джордана Стоуна.

Голос наконец вернулся к Эрин.

— Вы утверждаете, что это та самая Элисабета Батори? Из конца шестнадцатого века?

Женщина склонила голову, будто в подтверждение этого факта.

Эмоции, пробегавшие по лицу Эрин, представляли смесь облегчения и огорчения. Они оба знали, как твердо убеждена Церковь, что Женщина Знания выйдет из рода Батори.

— Не понимаю, — сказал Джордан. — Эта женщина — сангвинистка?

— Я не имею касательства к этому безотрадному Ордену, — откликнулась графиня. — Ибо верую не в страстотерпие, но в страсть.

Рун заерзал. Джордан вспомнил рассказ священника из той поры, когда тот еще только-только пришел в лоно сангвинистов. В момент запретной страсти Рун убил Элисабету Батори, и спасти ее он мог лишь одним-единственным способом — обратив ее, сделав стригоем. Но где эта женщина скрывалась на протяжении последних четырехсот лет? Церковь была убеждена, что род Батори оборвался на Дарабонт.

Об ответе Джордан догадывался: должно быть, Рун прятал ее.

Похоже, помалкивая не только о том, что укусил Эрин.

— Полагаю, — нарушил воцарившееся молчание Бернард, — что собравшиеся здесь — наше лучшее оружие в надвигающейся Войне Небесной, в битве, предреченной Кровавым Евангелием. Это единственная надежда мира.

Графиня испустила смешок, в котором искреннее веселье мешалось с горечью.

— О, Его высокопреосвященству с таковым пристрастием к внешним эффектам надлежало бы лицедействовать на более широких подмостках, нежели церковная кафедра.

— Тем не менее, полагаю, все обстоит именно так, — обернувшись, он взглянул на нее в упор, не пытаясь проявить учтивость. — А вы бы предпочли, чтобы миру пришел конец, графиня Батори?

— А не пришел ли моему миру конец уже давным-давно? — поглядела она на Руна.

Надия выхватила меч из ножен на бедре.

— Мы можем положить ему радикальный конец. После всех свершенных тобой убийств тебя следовало бы казнить на месте.

Графиня снова рассмеялась; от музыкальных переливов ее звонкого смеха у Джордана по спине побежали мурашки.

— Желай Его высокопреосвященство и вправду моей кончины, я уже была бы кучкой пепла на площади Святого Петра. Сколь бы вы тут ни сотрясали воздух, я вам нужна.

— Довольно! — Бернард поднял ладонь в красной перчатке. — Графине предстоит исполнить долг. Она послужит Женщиной Знания — или я вышвырну ее на солнечный свет собственными руками.

11 часов 22 минуты

Эрин ожесточила свое сердце, чтобы усмирить уязвленную гордыню.

Это явный вотум недоверия со стороны кардинала.

Вот только в чем причина — в том, что Бернард так уверен в Элисабете или настолько не уверен в Эрин?

На ее стороне нашелся хотя бы один соратник. Джордан обнял ее рукой за плечи.