– Завтра так не пойдет, – строго сказал я. – Отныне наш девиз: «Плюй, чтобы выжить!»

– Беда в том, – посетовал Садлер, – что плевать нам некуда. Нужна какая-нибудь тара. Crachoir[101]. Может, купим ведро?

На следующее утро мы прогуливались по узким улочкам Бона и изучали витрины в поисках портативной плевательницы. Бон – это красивый и благородный город, при первом взгляде на который становится ясно, что вот уже несколько сотен лет дела его идут очень неплохо. У каменных домов надежные толстые стены и крутые островерхие крыши с разноцветной черепицей; улицы и дворы вымощены камнем, на каждом шагу попадаются старинные бастионы, прекрасные образцы готики, и везде, куда ни посмотришь, свидетельства того, что стало основой его благосостояния.

Вино. Бутылки и бочки с вином, caves, чтобы его дегустировать, термометры, чтобы следить за его температурой, бокалы всех видов и размеров, штопоры от самого примитивного до сложных инженерных сооружений, с которыми не разобраться без инструкции, серебряные стаканчики для дегустации, брелоки в виде виноградной грозди, графины, пипетки и столько книг о вине, что их хватило бы на целую библиотеку. Полагаю, где-нибудь в городе можно отыскать упаковку бумажных носовых платков, но на пакетике наверняка будет напечатана таблица винтажей. Словом, местная торговля изо всех сил поддерживает местную промышленность за одним только исключением: мы так и не отыскали фирменной бургундской crachoir. Похоже, ее вовсе не существовало в природе. Мне хотелось приобрести практичную и в тоже время элегантную вещь, по возможности украшенную гербом Бона, или подходящим изречением, или хотя бы автографом мэра, но со всех витрин и рекламных картинок нас уговаривали не сплевывать, а как раз глотать. К чести Садлера, должен сказать, он воспринял эту неудачу очень мужественно.

Даже бонские медики рекомендуют своим пациентам снадобья покрепче, чем аспирин и алка-зельтцер. Мы обнаружили это, когда неподалеку от главной площади наткнулись на аптеку. Обычно в аптечных витринах по всей Франции демонстрируется усеченный пластиковый торс с образчиком грыжевого бандажа и фотографии стройных красоток, рекламирующих антицеллюлитные средства. По всей Франции, но только не в Боне.

Здесь в центре витрины красовался вырезанный из картона человеческий скелет в натуральную величину, а надпись рядом с его ухмыляющимся ртом предписывала: «УПОТРЕБЛЯТЬ УМЕРЕННО». Правда, все остальное содержимое витрины находилось в вопиющем противоречии с этим разумным советом, поскольку состояло из множества винных бутылок. Рядом с каждой из них имелась табличка с перечислением полезных свойств данного напитка. Если фармацевт, к которому я сразу же проникся симпатией, нас не обманывал, то практически любую болезнь можно излечить при помощи хорошего вина.

Замучил артрит? Пейте rosé. Диабет или камни в желчном пузыре? Вам поможет «Санкерре». «Мулен-а-Ван» спасет вас от бронхита. Шампанское «Крюг» избавит от гриппа, а те, кто болен туберкулезом или полиомиелитом, могут выздороветь, если станут регулярно употреблять «Меркюри». При нервном напряжении очень полезно «Пуйи-Фюссе», а если вы мечтаете похудеть, вам не обойтись без ежедневного приема «Кот-де-Бон». Не забыты были и другие хвори, некоторые из них весьма интимного свойства, и от каждой находилось алкогольное лекарство. Имелось и одно исключение: по недосмотру или из деликатности ни разу не был упомянут цирроз печени.

У нас еще оставалось немного времени до первой дегустации, и мы решили посмотреть, что происходит на главной городской площади Карно. Большие часы едва отбили половину одиннадцатого, но многие энтузиасты, не дожидаясь ланча, уже подкреплялись устрицами и охлажденным «Алиготе». Группа японцев, которые, по-видимому, никогда не выходят из дома без своих палочек, не без труда выковыривала ими моллюсков из раковин, а за ними с интересом наблюдал паренек с воздушным шариком, привязанным к язычку молнии на брюках. И вдруг под грохот барабанов и визг свистулек на площадь вступила процессия на ходулях. Шум был таким пронзительным, что от него сразу же заломило в висках, и мы с удовольствием сбежали в тихий и мирный погреб Бушар Aîné & Fils[102].

Семья Бушар делает и продает вино с 1750 года, и при виде их погребов я сразу же решил, что нет на свете лучшего места, чтобы пересидеть атомную войну или президентские выборы. На стеллажах лежали тысячи бутылок, а бесконечные ряды бочек уходили в темноту. Знаменитые виноградники, лучшие винтажи, запах дремлющего и зреющего во сне вина – рука невольно начинала искать бокал.

Сжалившись, хозяин отвел нас наверх, в зал дегустации, где уже были расставлены бутылки и бокалы, а также тарелки с gougères — крошечными, легчайшими пирожками с сыром, имеющими свойство смягчать и улучшать вкус молодого вина. К тому же они были достаточно солеными, чтобы пробудить здоровую жажду. Правда, на этот раз мы явились сюда не напиваться и наедаться, а наслаждаться вкусом: нам показали на каменные раковины вдоль стены и напомнили, что тем, кто сегодня днем собирается посетить аукцион, лучше все-таки сплевывать.

Забавно, что одна маленькая деталь костюма сразу же отличала опытных дегустаторов от дилетантов. Знатоки пришли в бабочках или заранее заткнули галстуки за ворот рубашки. Польза от такой предусмотрительности стала очевидной сразу же, как только шелковый галстук сплевывающего рядом со мной джентльмена украсило черное пятно «Пино Нуар».

– Начнем с молодых вин, – объявил хозяин. – Сначала – рыба, потом – икра.

И мы начали с 1998 года, а потом, время от времени подкрепляясь gougères, отодвигались все дальше от сегодняшнего дня, а сплевывать становилось все труднее и труднее. С молодыми винами я расставался без особых сожалений. Настоящее испытание началось позже, когда почтенный возраст напитка смягчал все его острые грани, а рот с каждым глотком наполнялся блаженством. Возможно, кому-то ничего не стоит выплюнуть бархатистый, круглый, гармоничный «Фиксен» 1988 года в раковину, но только не мне. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я принялся изучать технику других дегустаторов и скоро понял, что мне надо еще учиться и учиться.

В отличие от вчерашней дегустации, проходившей в домашней, неофициальной обстановке, здесь мы стали свидетелями настоящего ритуала, неторопливого и продуманного. Первым делом бокал подносится к свету (в нашем случае к свече) и немного наклоняется, чтобы оценить оттенки и насыщенность цвета. Далее его следует слегка покрутить, чтобы насытить вино кислородом и разбудить букет, а потом сунуть в него нос и быстро вдохнуть, не забывая нахмурить брови. После этого можно набрать немного вина в рот, непременно подняв глаза к потолку. Потом наступает очередь шумовых эффектов. Не разжимая зубов, надо слегка приоткрыть губы и втянуть в себя воздух с таким звуком, с каким дети едят суп. Теперь надо покрутить вино во рту, «пожевать» его и с громким булькающим звуком прополоскать полость. И наконец, омыв им всю внутреннюю поверхность щек, язык, десны и зубы, проанализировав всю гамму вкусовых ощущений, можно выплюнуть то, что осталось у вас во рту, в раковину, а также себе на ботинки и галстук. Неудивительно, что этот ритуал, повторенный двадцать или тридцать раз и неоднократно прерываемый для обсуждений и комментариев, занял все утро.