Приводившееся выше свидетельство Гельмольда о Живе, богине полабов, показывает языческие корни данных представлений. Верховная богиня этого западнославянского племени, как это следует из ее названия, выступала как олицетворение жизни как таковой. Поскольку, как уже отмечалось, обожествление абстрактных понятий было явно не самым ранним этапом развития религиозных представлений, Живу мы не можем напрямую отождествить с изначальной богиней каменного века наших отдаленных предков, хотя, безусловно, она и дает определенное представление о приписываемых ей функциях. Явный отголосок матриархальных верований даже в Средневековье мы видим и на другом конце славянского мира. В грузинском «Житии Георгия Святогорского», описывающем события 1056 г., мимоходом упоминаются верования живших около Афона славян: «[В с. Ливиздия (Ливадия?) на Афоне] жили болгары, именуемые славянами. (…) В том владении (…) с давних времен и до наших дней стоял один идол, мраморный, изображавший женщину. Эти неразумные люди служили ей и говорили: “Солнце и дождь, и всякое благо дается нам от нее, которая имеет власть даровать жизнь и смерть кому пожелает. (…) Помолись нашей богине, чтобы она помогла тебе перед царем”»[183]. Понятно, что мраморное изображение женщины было, скорее всего, древнегреческой статуей, на которую славяне перенесли свои представления о своей Великой Богине. Согласно представлениям болгар, в ее власти находилась жизнь и смерть, а также социальные отношения, она управляет небесной влагой и, следовательно, земной растительностью, а также солнцем, что однозначно свидетельствует о космических функциях данной богини. Следы подобных представлений встречаются и в других местах славянского мира. «Каталог магии Рудольфа» отмечает, что еще в ХIII в. в Силезии «в ночь рождения Христа оставляют стол (накрытым) для властительницы неба, называемой здесь “Почтенной госпожой” (“Pania holda”), чтобы она им (во всем) помогала»[184].

Все эти примеры показывают, что некогда у наших далеких предков существовал образ Великой Богини. Если рассматривать вопрос с психологической стороны, то первообраз богини относится к «тем архаическим осадкам, которые от века хранят в себе следы мощных неизгладимых впечатлений о сущности женщины — женщины как матери и женщины как желанной девы. Эти впечатления потому были могучи, что как в младенце, так и в зрелом муже они разряжали силы, непосредственно заслуживающие атрибута божественности, то есть чего-то непреодолимого, безусловно принуждающего»[185]. Несмотря на то, что в ходе матриархальной революции был низвергнут изначальный образ Небесного прародителя человечества, на первом этапе новые религиозные представления несли определенные позитивные изменения, поскольку, по мнению К.Г. Юнга, поклонение женщине «значительно укрепило мужскую душу как психологический фактор; ибо поклонение женщине имело в виду поклонение душе»[186].

Отметим, что богиня эта была и владычицей вод. Как показывают данные мифологии, многие народы связывали женское начало именно с водой. Так, на Русском Севере еще в XX в. вырезанных на досках сирен-русалок в народе называли берегинями[187], что свидетельствует как об исключительно устойчивой памяти об этом классе божеств, упоминавшихся в древнерусских поучениях против язычества, так и об их связях с данной стихией. Параллель была между женским началом и водой, и это отмечается в средневековой «Повести о Петре и Февронии» на следующем примере: «В одном судне с Февронией плыл некий человек, жена которого была на этом же судне. И этот человек, искушаемый лукавым бесом, посмотрел на святую с помыслом. Она же, сразу угадав его дурные мысли, обличила его, сказав ему: “Зачерпни воды из реки с этой стороны судна сего”. Он почерпнул. И повелела ему испить. Он выпил. Тогда сказала она снова: «Теперь зачерпни воды с другой стороны судна сего”. Он почерпнул. И повелела ему снова испить.

Он выпил. Тогда она спросила: “Одинакова вода или одна слаще другой?” Он же ответил: “Одинаковая, госпожа, вода”. После этого она промолвила: “Так и естество женское одинаково. Почему же ты, позабыв про свою жену, о чужой помышляешь?”»[188]Близость воды мы видим и у другого основного «двоеверного» персонажа, на который с принятием христианства перешли многие представления о прежних языческих богинях: «Св. Параскева (Пятница. — М.С.) считается покровительницей воды и имеет, по народному взгляду, особую близость к ней. На это верование указывают существующие в народе предания о том, что образ св. Параскевы чудесно является иногда на водах, на реке или колодце, вследствие чего вода приобрела особую силу. На этом основании, и теперь нередко становятся иконы св. Параскевы при источниках, над ключами и колодцами. Далее, она считается покровительницей, главной у простого народа, женской зимней работы — пряжи»[189].

Следует отметить, что поклонение живущим в воде русалкам было весьма древним и отмечается у славян уже вскоре после того, как они вышли на арену мировой истории. Уже византийский писатель VI в. Прокопий Кесарийский, сообщив о почитании нашими предками бога — «творца молний», т. е. Перуна, добавляет: «Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания»[190]. Подробно исследовавшая фольклорные представления о русалках Л.H. Виноградова отмечает, что, с одной стороны, они преследуют людей, топят, замучивают их щекоткой, портят посевы и скотину, воруют детей, но, с другой стороны, основной их функцией в полесской традиции является защита цветущих злаковых полей или содействие цветению и урожаю. Исследовательница так объясняет сочетание у этих мифологических персонажей положительных и негативных функций: «Такая двойственность полезных и вредоносных действий определяется, по-видимому, представлением о том, что русалки вредят нарушителям ритуальных запретов, характерных для троицко-русального периода, и помогают тем, кто почитает их праздник и соблюдает все предписанные традицией нормы поведения»[191]. Кроме того, Л.H. Виноградова констатирует, что по этнографическим источникам известна связь русалок с прядением, пряжей, нитками, полотном или полотняной одеждой. Для этого периода в Полесье характерен запрет ткать, прясть или шить, поскольку в противном случае русалка будет приходить по ночам и прясть в хате. В ряде случаев русалкам приписывается функция контроля за выполнением запрета прясть по пятницам. Нечего и говорить, что все эти особенности, как мы увидим чуть ниже, сближают русалок с Мокошью и унаследовавшей многие функции этой богини «двоеверной» Параскевой Пятницей.