ещё думать головой и проявлять инициативу. Действовать автономно и перерезать вражеские коммуникации никто не собирался. Наша задача — это охота за главными фигурантами мятежа и харизматическими лидерами отрядов.

Вот Панютин и удивлялся, зачем я выбираю людей именно по такому принципу. С самим офицером мы быстро сошлись, хотя между нами была небольшая разница в возрасте. Ещё проще мне было общаться с казачьим поручиком Денисовым. Кстати, по фенотипу больше похожему на скандинава или помора, в отличие от брюнета капитана. Несколько эскадронов Атаманского полка уже прибыли в Вильно, но расположились за городом. Скоро ожидается прибытие очередных гвардейцев в лице семёновцев, преображенцев и финляндцев. Всё это говорит о серьёзных намерениях императора, который решил не затягивать с подавлением мятежа.

Денисов, кстати, удивился не меньше своего пехотного визави. Так как требования к казакам были совершенно иные. Мне нужны спокойные и рассудительные станичники, которые не полезут в атаку при виде противника. Основную массу мятежников будут уничтожать финляндцы Ганецкого и, собственно, казаки, к которым будет прикреплён наш отряд.

А пока я развлекал офицеров своими идеями по переподготовке и перевооружению личного состава. В атаку колоннами нам не ходить, поэтому основным стрелковым оружием был выбран драгунский карабин образца 1854 года с укороченным штыком, вместо стандартной винтовки. В казачье вооружение я не лез, они и так неплохо укомплектованы. Далее каждый пехотинец получил пистолет, нож и несколько гранат системы поручика Казаринова, совсем недавно поступивших в войска. Последних был недокомплект, но вскоре ожидалась новая поставка. Заодно у меня были мысли создать аналог свето-шумовой гранаты. Любой советский подросток мастерил в своё время взрывпакеты, пугачи, более похожие на пистолеты, и вещицы пострашнее. Исключением я не являлся. Поэтому у меня возникла интересная идея, как применить навыки хулигана в этом времени. Фредди быстро нашёл мне местного учителя химии, который оказался ещё и экспериментатором, пытавшимся изобрести новый вид взрывчатки. Это была не просто удача, а какой-то божий промысел.

Пока же солдаты знакомились с новым вооружением — регулярно ходили на стрельбище, учились бросать гранаты и приноравливались к новой амуниции. Я решил утеплить солдат, в первую очередь дело касалось башлыков, удобных рукавиц и новых юфтевых сапог. Экономить на подобных вещах я считал глупостью. Разведчик должен быть не только мобильным, но и не мёрзнуть.

Небольшая полоса препятствий, турник, брусья и небольшой зал с гирями, дополняли мои новаторские идеи. Всё это было очень интересно офицерам, которые лично испытали придумки одного молодого корнета. В итоге, оба испытывали явное смущение, так как к некоторым снарядам офицеры оказались не готовы. Особенно тяжёлым испытанием стал турник. Кстати, через некоторое время Денисов с Панютиным обратились ко мне с просьбой о совместных тренировках. Я был только рад, вместе и батьку бить веселее.

Но основные события происходили совсем в иных местах. Речь идёт о тайной работе, которую развернули Фридрих с Пырхом. Оказалось, что мятежники весьма вольно трактуют такое понятие, как конспирация. Вернее, они просто не учитывают фактора слуг. А так как большая часть обслуги — это бывшие крепостные из православных или униатов, то огромной любви к панам они не испытывают. Ну, или всегда готовы поделиться информацией за денюжку малую, а лучше чарку водки. Истопники, сторожа, уборщицы и прочие золотари — то есть самая низкая ступенька обслуживающего персонала — знает гораздо больше о своих хозяевах, чем те думают. Плюс, ещё надо знать, где искать и спрашивать. Я — знал.

Постепенно, день за днём, начала складываться мозаика того, что происходит в губернии и частично Крае. Нет, часть информации поступала в канцелярию, где речь больше шла о начале выступлений. Меня же интересовала тайная жизнь мятежников — места собраний, фамилии агитаторов и сборщиков денег на нужды восставших. Это не считая непосредственно деятельности литовского комитета, члены которого даже не думали покидать город и его окрестности. По крайней мере, интеллектуальная часть заговорщиков, в лице Эдмунда Вериго, Бориса Длусского и Зыгмунда Чеховича, точно находилась в Вильно. Боевое крыло, состоящее из Калиновского, Звеждовского и моих старших братьев, организовывало отряды на местах.

Удивительно, что сам литовский комитет, который являлся центром подготовки восстания, был разгромлен только по прибытии в Вильно Муравьёва. До этого он функционировал — чуть ли не официально и координировал деятельность мятежников. Это с учётом того, что указом от 15 января, на территории Царства Польского было введено военное положение. Восстание к тому времени уже началось, но прежние власти почему-то не думали предпринимать никаких защитных мер. Михаил Николаевич распорядился ввести военное положение, как только получил назначение, ещё находясь в Петербурге. Но по приезду мы обнаружили, что ничего не сделано. Никто не заставлял руководство Края вводить комендантский час. В первую очередь важно было привести в боевую готовность армию и полицейские силы. Чем занималась жандармерия — тайна, покрытая мраком.

Но ситуация давно изменилась. Сейчас шла невидимая подготовка к нанесению молниеносного удара сразу по всей структуре мятежников. Армейское руководство получило планы развёртывания частей в каждой губернии. Пока же полки спешно доукомплектовывались, начали прибывать гвардейцы, и происходило накопление материальной базы. Свои указания получили гражданские службы и жандармерия.

Кстати, первыми жертвами кадровой политики Муравьёва стали губернаторы Витебской и Виленской губернии, отправленные в отставку. Следом за ними вылетел шеф жандармов столицы Края. Через пару дней после нашего приезда, в Вильно прибыло четыре представителя ОКЖ в звании штаб-офицеров с группой помощников. Для небольшого, по меркам империи, штата корпуса — это солидное подкрепление. Одного из них, полковника Лосева, генерал-губернатор назначил главой виленской жандармерии. И надо сказать, что работа по выявлению мятежников и их помощников сразу пошла. Я тесно сотрудничал с одним из ротмистров нового начальника жандармов, и не видел в этом ничего предосудительного. Общее дело делаем. Хотя среди армейских офицеров уже началось нездоровое отношение к синемундирникам.

В гражданской жизни произошли вроде бы незначительные изменения, которые постепенно всполошили польскую часть Края. Параллельно подготовке купирования мятежа, Муравьёв написал несколько обращений для местной публики, но, по факту, к полякам и католикам. В первую очередь это касалось католической церкви и её служителей. Мне запомнилось несколько из цитат, над которыми вначале откровенно смеялись все поляки Края.

«Духовное христианское лицо должно быть проповедником мира и любви, а коли он враг, то мне щадить его не приходится».

Далее была целая статья, посвященная мятежникам, лицам, нарушившим присягу, и тем, кто помогал восстанию.

«Клятвопреступниками и сугубо виновными считать всех принимавших участие в мятеже лиц без различия национальностей, ибо различие это не может и