Решающим, критическим фактором оказалось прибытие Теудильи со шлемом и требованием Кортеса наполнить его золотом. Шлем, очевидно, чем-то напоминал те шлемы, что носили предки индейцев, люди Кецалькоатля. Это стало еще одним из множества знаков, укреплявших растущую веру индейцев в то, что испанцы могут оказаться спутниками великого короля-пророка, которого изгнали со своей земли их праотцы. Более того, пиктограммы, отправленные из Сан-Хуана-де-Улуа, достаточно точно изображали корабли, пушки и лошадей, чтобы военные вожди Моктесумы могли понять, что придется столкнуться с совершенно новым для них оружием. Кроме того, детальные изображения облика самих испанцев только усиливали божественный образ, уже навеянный слухами. Однако пиктограммы не могли ничего рассказать о намерениях испанского капитана и объяснить, кому, по его словам, он служит. Наверняка Моктесума знал только, что Кортес возбуждает беспорядки в провинциях, что он хочет встречи и требует золота.

Попытка выиграть время – старый дипломатический ход, но такое объяснение щедрости Моктесумы показалось бы излишне упрощенным. Его реакция, без сомнения, была более сложной – его сознание разрывалось между предрассудками собственной религии и практическими проблемами, чему способствовало и само его двойственное положение одновременно религиозного и светского лидера. Он должен был сознавать, что владеет силой и может уничтожить вторгшихся чужаков, но он уже убедил себя, что вслед за этими чужаками придут другие, поднимется из моря целое воинство. И так или иначе, он наполовину верил, что это боги, а богов следует умилостивить. Поэтому вместо армий он посылал навстречу испанцам золото, и подарки, и жрецов с копалем, чтобы окуривать их, как богов, благовониями. Все, что угодно, лишь бы не встречаться с ними лицом к лицу. Уклоняясь от встречи, Моктесума утратил в конце концов даже волю к сопротивлению.

Однако в тот момент он еще не принял окончательного решения о капитуляции перед, как ему казалось, неизбежным. Дипломат, жрец и воин в нем все еще боролись между собой, именно поэтому его действия выглядят непоследовательными, а его политическую линию трудно понять. Так, когда Кортес нанес поражение тлашкаланцам, Моктесума выражает согласие стать вассалом императора Карла и в то же время предписывает своим эмиссарам предпринять все усилия, чтобы отговорить Кортеса от союза с тлашкаланцами. Он все еще надеется оттянуть зловещий час. Но слабость империи, проистекающая от неспособности мешиков интегрировать завоеванные племена, становится очевидной. Теперь, когда тлашкаланцы и все остальные племена до самого побережья выступили с открытым бунтом, поражение Чолулы, если немедленно не предпринять решительных действий, стало неизбежным. В окрестностях Чолулы у Моктесумы двадцать тысяч воинов; Кортес пишет: пятьдесят тысяч. Если бы удалось внушить испанцам ложное чувство безопасности и обманом заманить в засаду, то они уже никогда не смогли бы доверять чолула или любому другому племени союзников.

В день вступления Кортеса в Чолулу Моктесума посылает гонца к касикам с приказанием организовать внезапное нападение и с подарками – драгоценностями, тканью и золотым барабаном. Чолуланские вожди согласились с предложенным планом и тут же прервали всякие сношения с испанцами. На третий день, в соответствии с инструкциями Моктесумы, они прекратили снабжать испанцев продовольствием, а когда Кортес решил продолжить поход, ему доложили, что это невозможно, поскольку в Мехико нет продовольствия для прокорма его армии. Чолуланцы тем временем согласились предоставить ему эскорт в две тысячи воинов, примерно так же, как сделали тлашкаланцы во время марша на Чолулу. Договорились, что эскорт прибудет в лагерь на следующее утро. Силы мешиков разделились – половина двинулась непосредственно в город, другая укрылась в сухом русле реки, которое сейчас назвали бы «барранка». Ловушка подготовлена, всю ночь и весь следующий день Моктесума в тревоге ждал новостей, занимаясь в то же время обычной ежедневной рутиной, молитвами и жертвоприношениями.

Когда наконец его посланники вернулись, уставшие, пропыленные и до смерти перепуганные, они принесли весть о настоящей катастрофе. Кортес, сообщили они, еще накануне знал об их вероломном плане. Он сказал им это в лицо и обвинил Моктесуму в предательстве. Затем он поместил их под строгий караул, и на рассвете вся испанская армия стояла наготове, ожидая атаки. С восходом солнца значительно больше, чем обещанные две тысячи, чолульских воинов ввалились на площадку, где стояли лагерем испанцы. Кортес немедленно проинформировал их вождей о том, что ему известны их намерения и что он собирается отплатить им за предательство той же монетой. Он запер вождей и приказал выпалить из аркебузы; по этому сигналу раскрылись пушки и засверкали на солнце испанские стальные клинки. В отсутствие вождей чолуланцы остались без всякого руководства. Началась ужасная резня. За два часа засада, которая должна была покончить с испанскими захватчиками, сама была уничтожена. Более того, индейцев, атаковавших снаружи лагеря, целыми шеренгами косили выстрелы из пушек, предусмотрительно размещенных в воротах. В это время тлашкаланцы и семпоальцы Кортеса пробивались в город с близлежащих полей. Видя приближение конных и пеших испанских солдат, чолульские и мешикские воины поняли, что оказались между молотом и наковальней. К концу пятичасового сражения около шести тысяч из них были мертвы, а несколько жрецов, поднявшихся на вершину самой высокой храмовой башни, были сожжены там, причем они до самого конца душераздирающе сокрушались о том, что их идол покинул их.

Эти новости, вслед за которыми возвратилось и войско мешиков, ожидавшее в засаде возле Чолулы, похоже, совершенно лишили Моктесуму мужества. Узнав о катастрофе, он принес в жертву богу войны нескольких пленников и уединился с десятью старшими жрецами, чтобы предаться молитвам и дальнейшим жертвоприношениям. В конце концов он направил к Кортесу еще одно посольство, снова с богатыми дарами, чтобы уверить его в своей невиновности и снять с себя всякую ответственность за случившееся. Возможно, он даже испытал облегчение, услышав, что Кортес якобы поверил его заверениям – ведь к этому моменту Чолула окончательно сдалась испанскому генералу. Кортес даже договорился со старшим касиком, назначил его губернатором вместо убитого брата и велел заключить мир с их старыми врагами, тлашкаланцами. Имея в союзниках эти два племени и поддержку окружающего населения, Кортес теперь оказался в состоянии выставить мощную объединенную армию, и теперь даже вожди мешиков, вероятно, советовали Моктесуме проявлять осторожность.

Ошеломленный, по всей видимости, масштабами катастрофы, Моктесума целых две недели не предпринимал ничего определенного, дав тем самым возможность испанцам консолидировать свои силы в Чолуле. Наконец Кортес сделал решительный шаг, направив эмиссаров с категорическим требованием разрешить ему вход в Мехико– Теночтитлан. Как вспоминал гораздо позже Берналь Диас, отправленное Моктесуме послание было типичным образцом двусмысленного текста, мастером которого был Кортес, получивший юридическое образование. В отношении хитрости этот человек был индейцам достойным противником. Суть послания: выполняя приказ своего господина, императора Карла, испанцы пересекли множество морей и отдаленных земель, и все это с единственной целью – нанести визит Моктесуме и сообщить ему некоторые сведения, которые принесут ему большую выгоду, когда он их поймет. Однако на пути в столицу послы Моктесумы завели испанцев в Чолулу, которая, как известно, платила ему дань, и первые два дня пребывания в этом городе его обитатели хорошо относились к испанцам, но на третий день устроили предательский заговор с целью убить их. Но поскольку против испанцев невозможно задумать никакой обман, двойную игру или коварство так, чтобы они сразу же об этом не узнали, чолульцы, устроившие ловушку, были за это наказаны. Однако, зная, что они являются подданными Моктесумы, из уважения и большой дружбы к нему лично испанцы воздержались от уничтожения всех причастных к этому предательству.